Нью-Йорк, Дакота-билдинг, среда, 18 августа 1897 года, пять месяцев спустя
В этот вечер Мейбл Вулворт повисла у мужа на шее, стоило тому переступить порог. Она была в дезабилье из сиреневого шелка, настолько в квартире было жарко. Сквозь муслиновые занавеси на высоких окнах гостиной проникал оранжеватый свет заходящего солнца.
- Ты выглядишь прелестно в таком наряде, - сделал жене комплимент Эдвард. Свой пиджак он нес в руке. - На улице несусветная жара! Но что-то тебя сильно обрадовало, не так ли, дорогая? Уж не письмо ли от Лисбет?
- Угадал! Пришло сегодня утром, но я не стала открывать, решила дождаться тебя.
После отъезда Элизабет Мейбл пролила немало слез, а с течением дней ее страдания только усиливались, и в конце концов она впала в глубокую меланхолию. Доктор Фостер всполошился и прописал ей излюбленное лекарство - настойку опия. Эдвард все чаще заставал супругу сонной, лежащей на кровати в спальне Элизабет.
Это не могло не огорчать, и негоциант стал проводить с Мейбл больше времени. К ней вернулся вкус жизни благодаря письмам и телеграммам, регулярно доставляемым из Франции.
- Дорогой, связь между нами не прервалась! - радовалась Мейбл. - Лисбет думает о нас!
У них вошло в привычку вместе прочитывать длинные послания Элизабет. То был момент разделенной радости, а потом и приятных размышлений: каждый в меру своей фантазии представлял места и сценки из жизни, описанные легким пером приемной дочери, разумеется по-английски.
- Целый месяц от нее не было весточки, и ты очень волновалась, - заметил Эдвард. - Конверт толстый… Неужели нам прислали-таки фотографии?
Он снял галстук, расстегнул ворот рубашки. Дрожа от нетерпения, Мейбл налила ему стакан лимонада.
- Я отпустила Норму на вечер. Хотелось побыть с тобой наедине, - ласковым тоном сказала она.
- Просто она тебе не нравится, я же вижу, - шутливо отозвался муж.
Лишившись Бонни, Вулворты сменили уже трех горничных. Мейбл пользовалась сервисом, доступным для всех обитателей Дакота-билдинг, а персонал[55] тут был самый квалифицированный. При необходимости к ее услугам были прачка и повар.
Тем не менее по настоянию Эдварда была нанята новая горничная. Он-то знал, как скучает супруга в его отсутствие. До Нормы, высокой белокурой девицы родом из Канзаса, у них какое-то время жила Дороти, а потом Ширли. И ни одна Мейбл не подошла.
- Садись скорее со мной рядышком! - попросила она. Свои золотисто-каштановые волосы миссис Вулворт сегодня убрала в высокий свободный пучок, шелк красиво облегал ее чуть располневшую фигуру. - Я не могу больше ждать! Открываю!
Он наблюдал за тем, как жена старательно вскрывает конверт при помощи разрезного ножичка из позолоченного серебра с резной ручкой слоновой кости. Сначала Мейбл извлекла несколько сложенных вдвое листков и наконец фотографии.
- Ты угадал, Лисбет прислала нам снимки! - восхитилась она. - Отложу их, потом посмотрим!
- Делай как хочешь, Мейбл, - проговорил Эдвард, поглаживая ее по бедру.
- Даже не думай об этом! - возмутилась она, хотя нежный взгляд говорил совсем о другом. - О Эдвард! Лисбет называет нас ма и па. А я так боялась, что она отвыкнет, отдалится…
- Читай же, дорогая, я тоже хочу знать, о чем она пишет!
Мейбл набрала побольше воздуха в легкие и со счастливым выражением лица громким, хорошо поставленным голосом стала читать, причем фразы, которые ей особенно нравились, - по два раза.
«Милая ма, милый па!
Простите, что так долго не писала. Я очень тревожилась о состоянии здоровья бабушки Аделы, дни и ночи сидела у ее кровати. Мы с Бонни страшно испугались, когда милая бабушка заболела. Это случилось в конце июня, и так внезапно, что доктор заподозрил отравление. Это вполне вероятно, потому что в меню у нас как раз часто фигурировали грибы. В июне уже достаточно тепло, и после каждой грозы Леандр, наш садовник, собирает в лесу белые грибы и лисички. Вот только дедушка, Бонни и я даже малейшего недомогания не ощутили».