Бонстил пристроился сзади к неторопливому каравану, направлявшемуся в сторону «Панорама Сити». Облака выхлопных газов поднимались над гудроновым покрытием мостовой, словно тучи москитов или дым загадочных сигнальных костров первобытного племени.
Темно-лиловый фургон, ехавший перед ними, остановился. На одном боку его был намалеван головокружительно разноцветный гавайский пляж. С краю виднелись изображения качающихся пальм, однако доминировала на рисунке разумеется фигура вездесущего героя южной Калифорнии: бронзовокожий парень, державший на плече доску для серфинга, собирающийся войти в волну высокого прибоя.
Девушка, гибкая и подвижная, точно лесная нимфа с длинными волосами, собранными сзади в густой хвост, шагнула на свет из полумрака возле входа в один из домов. Она была одета в ослепительно белые шорты и огненно-красную майку. Ее грудь была совсем крошечной, и казалось тело ее состоит почти исключительно из красивых, покрытых желто-коричневым загаром, ног. Дверь лилового фургона открылась, и девушка забралась внутрь. Дернувшись, фургон тронулся с места и стал набирать скорость, и в этот момент Дайна сумела разобрать надпись на наклейке, прикрепленной к заднему бамперу: «Не смейтесь — здесь ваша дочь».
Проехав еще с полмили, Бонстил отыскал свободное место для парковки неподалеку от разукрашенного фасада большого бара, все пространство вокруг которого было заставлено автомобилями. Здание имело явно шизофренический вид. Архитектор, создавший его, по-видимому, так и не смог сделать выбор между пародией на испанский стиль и подражанием марокканскому. Две, имевшие вид полумесяца, арки упирались концами в закругленные спиралями колонны, изо всех сил старавшиеся казаться сделанными из песчаника, но на самом деле слепленные из цемента, щедро сдобренного песком. Над арками возвышался фосфоресцировавший в свете фонарей двойной испанский портик, над которым, в свою очередь, красовалась вывеска с горящей кроваво-красной надписью: «Черриз».
Посреди моря движения и звуков медленно плыл синий пикап. В его плоском кузове сидели, скрестив ноги, двое парней и курили высокий стеклянный кальян.
— Однако здесь, похоже, нет недостатка в траве, — заметила Дайна.
Бросив взгляд вслед удаляющемуся автомобилю, Бонстил крякнул.
— Еще бы. Тут ее целые тонны, но эти двое, судя по дыму, курят не марихуану, а «квальюдс».
— Я не знала, что это можно курить. Он пожал плечами.
— Здесь каждый день изобретают что-нибудь новенькое. У этих ребят чертовски развито воображение. — Отпустив руль, он откинулся назад, продолжая наблюдать за входом в «Черриз».
Неподалеку от них на бульваре горели огни «Бобе Биг Бой», а сразу за ним вращался красно-бело-голубой рекламный щит заправочной станции «Шеврон». Автомобильные гудки сигналили в такт музыке, наполнявшей вечерний воздух.
— Ты знаешь что-нибудь об этом месте? — спросил Бонстил, ткнув пальцем в направлении арок над дверью бара.
— Я слышала о нем, наверняка так же, как и все. Однако внутри я никогда не была.
Его глаза оживленно бегали по лицам молодых ребят и девушек, целыми толпами входившими и выходившими из «Черриз». Лицо его, омываемое вспышками неоновых огней, приобрело синеватый оттенок.
— И это все? Хм, — задумчиво пробормотал он.
Дайна ждала, что за этим последуют какие-то разъяснения, но Бонстил замолчал и, вытряхнув из пачки сигарету «Кэмел» без фильтра, прикурил. Он выпустил дым в окно, и в голове Дайны пронеслось: «Даже легавые имеют представление о том, как нужно себя вести». Она тут же призналась себе самой, что рассуждать так просто несправедливо, но ей было решительно наплевать.
Между тем толчея у входа в «Черриз» становилась все гуще. Юноши с гладкими прическами в выцветших джинсах и майках без рукавов, открывавших бицепсы, блестевшие в янтарном свете, точно их натерли маслом, сновали взад-вперед вперемешку с загорелыми девушками, чьи изящные носики были усыпаны веснушками. Их лица была накрашены косметикой самых темных тонов, делавшей их рты похожими на вытянутые тропические фрукты, а глаза — на кусочки змеиной кожи. Цветастые ситцевые платья этих девушек выглядели анахронизмом на фоне блестящих сапфировых и рубиновых синтетических нарядов их ровесниц, годных скорее для борделя, чем для улицы. Эти юные создания, избравшие местом времяпрепровождения бар, выглядели слабыми и беззащитными, похожими на птенцов, случайно залетевших так далеко из-под родительского крылышка.
