Увидев ее, Крис расцвел.
— Дайна! — крикнул он и, поймав ее в свои объятия, прижал к себе.
Она поцеловала его в щеку и потрепала по волосам.
— Как я вижу, ты все-таки добрался домой целым и невредимым после всего.
— О господи, только-только... несмотря на упрямство Найджела. Этот козел хотел, чтоб мы отправились прямо в Европу без перерыва. В конце концов мне все же удалось переубедить его. — Он усмехнулся. — Однако, что же ты? Заходи. Я рад, что ты приехала. Я хочу показать тебе кое-что из музыки.
Они прошли в просторную гостиную. Стены комнаты были выкрашены в бледно-голубой цвет, а пол застлан от стены до стены пушистым серым ковром. Мебель из лакированного ротанга прикрывали куски красивой хлопчатобумажной материи. В одном углу стояла даже настоящая пальма. В комнате царили прохлада и покой.
Дайна уловила слабый аромат духов, показавшийся ей знакомым, однако она все же не могла распознать его. Он пропал, когда она вслед за Крисом вошла в холл, стены которого украшали многочисленные фотографии группы, сделанные на разных концертах. Они миновали одну за другой три спальни; Крис занимал, очевидно, самую большую из них. Там стояла низкая кровать необъятных размеров, изготовленная на заказ. Кроме нее Дайна успела еще разглядеть черную лакированную тумбочку и приоткрытую дверь, ведущую, вероятно, в ванную.
Коридор заканчивался крошечной деревянной лестницей, спустившись по которой, они очутились на пороге студии, состоявшей из основной большой комнаты и контрольной кабины, отделенной от комнаты стеной из двойного стекла, в которой имелась звуконепроницаемая дверь.
Крис выглядел, как малыш, забравшийся тайком в конфетную лавку, сумев каким-то чудом раздобыть ключ. Усевшись в черное кожаное переело с высокой спинкой, он стал возиться с магнитофоном. Вспыхнули розовый и зеленый огоньки, и чудовищная машина стала перематывать пленку назад. Раздался набор беспорядочных звуков, сменившийся затем тишиной. Было слышно лишь очень легкое, почти неразличимое шипение, выходившее из гигантских колонок, подвешенных высоко на стене.
— Послушай вот это, — прошептал Крис и нажал кнопку.
Раздался массированный залп гитар, канонада звуков, поначалу казавшаяся даже смазанной благодаря оглушительной громкости. Однако постепенно сквозь череду меняющихся аккордов и доминирующую партию соло-гитары стал проступать скелет изящной и нежной мелодии.
Крис мурлыкал ее себе под нос, время от времени подхватывая обрывки слов и фраз, а в одном месте, где повторявшийся припев прозвучал с особенной силой, спел даже целую строчку, как решила Дайна, заглавную в песне: «Имя миру — рок-н-ролл».
Дайна была потрясена. То, что она услышала, можно было определить как музыку «Хартбитс» лишь при самом поверхностном взгляде. В творчестве группы (по крайней мере, после смерти Иона и, соответственно, конца их совместной работы с Крисом) присутствовала сырая, грубая сила, принесенная с улиц больших городов. Она проглядывала даже в балладах, исполняя которые, группа представала настолько утонченной и рафинированной, насколько это вообще было возможно. Однако они не были «чистюлями». Прежде всего из-за Найджела, как подозревала Дайна; он никогда не допустил бы этого.
Музыка же, которую Крис поставил ей сейчас, была иной. В гармониях чувствовался почерк «Хартбитс», то есть — по крайней мере, для Дайны это было именно так — Криса. Однако наряду с ними присутствовала изощренность, совершенно немыслимая в рамках группы.
Песня закончилась, и вновь наступила тишина. Крис сидел неподвижно, уронив голову на руки, словно пребывая в трансе. Дайне не было видно выражение его лица.
— Это прекрасная музыка, — сказала она наконец.
— Да, но можно ли ее продать?
Она пристально посмотрела на него. Дайна явственно ощущала, что с ним произошли перемены. Раздражение и усталость по-прежнему не оставляли его, но теперь — и это было видно невооруженным глазом — к ним примешивалось жгучее желание творить, создавать музыку. Она все еще не могла сказать наверняка, какие факторы сдерживают Криса, мешают ему открыться перед ней, но внезапно поняла, что этот момент чрезвычайно важен для жизни каждого из них. «В конце концов, я его друг, — сказала она себе. — Я обязана высказать ему то, что я думаю».
