За закрытой дверью гадальной голос Гэнси ненадолго поднялся, но был заглушён Кайлой. Они ссорились с Персефоной или разговаривали, пока она была с ними в одной комнате. Трудно было назвать различия.
— Спасибо, — произнесла Блу.
— Где эта сумасшедшая женщина?
Блу только закончила переносить все вещи Нив с матраца на чердаке, так что Гвенллиан могла бы остаться там. Её руки всё ещё пахли травами Нив, которые она использовала для предсказаний, и травами Джими, которые та использовала, чтобы победить травы Нив, которые она использовала для предсказаний.
— Думаю, она наверху, на чердаке. Вы, правда, считаете, что она дочь Глендовера?
— Не вижу причин не верить, — сказал Мэлори. — Она, кажется, одета в одежду соответствующей эпохи. Достаточно много, чтобы такое принять. Жаль, никто не сможет опубликовать это в журнале. Ну, думаю, кто-нибудь бы мог, если этот кто-то хотел бы закончить свою карьеру окончательно.
— Я хочу, чтобы она просто говорила прямо, — пожаловалась Блу. — Она говорит, мой отец был тем, кто связал её и оставил спать, только она же говорила, что никогда не спала. Но такое ведь невозможно, правда?
Как можно просто быть живой и бодрствующей на протяжении шестисот лет?
Псина одарила Блу полупустым, насмешливым взглядом, который указывал, что он думает, Гвенллиан оказалась тут именно таким способом.
— Кажется вероятным, что этот Артемус также был той личностью, кто отправил в сон и Глендовера, — заметил Мэлори. — Не хочу быть грубым, но мысль о том, что он ещё и породил тебя, скорее напрягает доверчивость.
— Скорее, — эхом повторила Блу. Так или иначе, у неё не было эмоциональной заинтересованности в этом. Её отец всегда для неё был незнакомцем, и, независимо от того, окажется ли он ещё и шестисотлетним сумасшедшим, это не изменится. Интересно, что Гвенллиан была связана и отправлена в сон кем-то, носящим имя Артемус, интересно, что этот Артемус, видимо, очень похож на Блу, и интересно, что Мора тоже говорила, будто отца Блу звали Артемус, но интерес не нашёл бы Мору.
— Хотя кто-то обсуждает ту драпировку, — произнёс Мэлори.
Старая драпировка из затопленного сарая. Блу снова увидела её – три своих лица, свои красные руки.
— Что о ней обсуждают?
— Кто-то не знает. Она останется здесь? — спросил Мэлори.
— Предполагаю, что да. Сейчас? Возможно, она убьёт нас в кроватях, и неважно, что говорит Персефона.
— Думаю, мудро оставить её здесь, — сообщил Мэлори. — Она принадлежит этому месту.
Блу моргнула. Хотя причудливый профессор вырос в её глазах с тех пор, как они впервые встретились, она бы, конечно, не определила его, как кого-то, кто достаточно считается с другими людьми, чтобы предложить в нём межличностную проницательность.
— Ты бы хотела знать, какую услугу оказывает Псина? — поинтересовался он.
Казалось, этот вопрос не имел отношения к его предыдущему заявлению, но любопытство Блу её пожирало. Сдержанно она ответила:
— О, ну. Я не хочу, чтобы вам было неудобно.
— Мне неудобно всё время, Джейн, — сказал Мэлори. — Вот для чего Псина. Псина – психиатрическая собака. Он обучен так, что, если чувствует, будто я встревожен, то делает что-нибудь, чтобы улучшить ситуацию. Например, садится рядом, ложится мне на грудь или кладёт мою руку себе в пасть.
— Вы сильно встревожены?
— Это ужасное слово, тревога. Оно заставляет кого-то думать о заламывании рук, истерике или корсажах. Скорее, я просто не люблю людей, потому что они люди... боже, они ведь не набросятся друг на друга, да?
Это потому что Кайла орала в другой комнате:
— НЕ НАДО ТУТ МНЕ ЭТОГО ОТСУТСТВУЮЩЕГО ПОДГОТОВЛЕННОГО МАЛЬЧИШЕСКОГО ВЗГЛЯДА.
Блу ранее была рада не находиться в петле серьёзной дискуссии в гадальной, но сейчас она передумала.
Мэлори продолжил:
— Нас поставили в пару с Псиной прямо перед поездкой, и, должен сказать, я не представлял, что так сложно путешествовать с собакой. Мало того, что это было нечто, чтобы найти Псине самой место, где бы ему было легко, Псина постоянно пыталась лечь мне на грудь, пока я стоял в этой ужасной очереди на досмотр службы безопасности.
