Она слышала голос Гэнси в пещере, глухой и испуганный:
— Осы.
Её затрясло.
— Конечно, потом однажды он исчез, — задумался Мэлори.
— Что? — Блу резко сфокусировалась.
— Мне не следовало быть удивлённым, — ненавязчиво сказал профессор. — Я знал, он был великим путешественником. Но я думал, мы до конца не закончили исследования. У нас были равные шансы исправить это. Но тут одним утром он просо исчез.
— Как исчез?
Псина забралась на грудь Мэлори и теперь лизала его подбородок. Мэлори его не прогонял.
— Ох, исчез. Вещи, сумки. Он многое оставил, то, что ему не было нужно. Но он так и не вернулся. Прошли месяцы, прежде чем он позвонил мне снова, будто ничего не произошло.
Было трудно представить Гэнси, оставляющим что-либо таким способом. Вокруг него были все вещи, за которые он яростно цеплялся.
— Он не оставил записки или чего-то такого?
— Просто исчез, — пояснил Мэлори. — После этого мне иногда звонила его семья, пытаясь выяснить, куда он исчез.
— Его семья? — Она чувствовала себя так, будто ей поведали историю про другого человека.
— Да, я, конечно, рассказал им, что мог. Но я, правда, не знал. Перед тем, как он пришёл ко мне, это была Мексика, после, думаю, Исландия, перед Штатами. Сомневаюсь, что всё ещё знаю и половину. Он собирался и двигался так легко, так быстро. Он так делал много раз до Англии, Джейн, она для него была как старая шляпа.
Прошлые беседы медленно перестраивались в голове Блу, приобретая новые смысловые оттенки. Она припомнила одну напряжённую ночь на склоне горы, проведённую в наблюдении за тем, как Генриетта сверкает, будто волшебная деревня. Он тогда сказал «дом», будто это причиняло ему боль. Будто он не мог в это поверить.
Не то чтобы история, рассказанная Мэлори, противоречила Гэнси, которого она знала. Скорее Гэнси, которого она видела, был частично истинным.
— Это была трусость и глупость, — раздался голос Гэнси из дверного проёма. Он облокотился на косяк, убрав руки в карманы, как часто делал. — Мне не нравились прощания, так что я просто воздержался, и я не думал о последствиях.
Блу и Мэлори уставились на него. Было невозможно сказать, как долго он там стоял.
— Очень славно с вашей стороны, — продолжил он, — не говорить ничего этого мне. Это больше, чем я заслуживаю. Но зная всё, я сожалею. Сильно.
— Ну, — сказал Мэлори. Казалось, ему было жутко неудобно. Псина смотрела в сторону. — Ну. Каков вердикт вашей пещерной женщине?
Гэнси положил лист мяты в рот. Было невозможно не думать о прошлой ночи, когда он положил один и ей.
— Она останется здесь. Сейчас. Это не я, это Персефона. Я предложил обустроить первый этаж Монмаута. Это, может, прекратит то, что происходит.
— Кто она? — спросила Блу. Она попыталась назвать имя: — Гвенллиан.
Она произнесла его неверно – двойная «л» не звучала так, как выглядела.
— У Глендовера было десять детей с его женой, Маргарет. И, по крайней мере, четыре... не с ней. — Гэнси сообщил эту часть с отвращением; было ясно, что он не находил такое подходящим для своего героя. — Гвенллиан – одна из четырёх незаконнорожденных по записям. Существовали две другие очень известные Гвенллиан, которые были связаны с валлийской свободой.
Было что-то ещё, что он хотел сказать, но не стал. Это означало, что оно было неприятным или скверным. Блу произнесла:
— Говори начистоту, Гэнси. Что?
Он продолжил:
— Тот способ, которым она была похоронена – дверь гробницы с Глендовером на ней, как и крышка гроба. Не с её изображением. Мы можем спросить её, хотя вытащить реальную информацию из неё довольно сложно, но мне кажется, скорее всего, она была похоронена в фиктивной могиле.
— Как это?
— Иногда, когда есть очень богатая могила или очень важная, то где-то рядом находится могила-двойник, которую легче отыскать, чтобы позволить расхитителям гробниц найти что-нибудь.
Блу была возмущена:
— Его собственную дочь?
— Незаконнорожденную, — уточнил Гэнси, но не испытывая по этому поводу удовольствия. — Ты слышала её. В наказание за что-то. Это всё так противно. Я умираю от голода. Куда Пэр... ушли Адам и Ронан?
