— Это всегда была одна и та же песня? Убийственная шлёп-песня?
— О Господи. — Половицы ощущались прохладными босыми ступнями ног. По некоторым причинам это чувство было эстетично, отвлекало и напоминало о коже Блу. Гэнси закрыл глаза. - Это было время попроще, до того, как её натравили на мир. Не могу поверить, насколько Ронан и Ноа одержимы этой песней. Ронан говорил о том, чтобы найти такую футболку. Можешь представить его в ней?
Блу хихикнула.
— Что случилось с польским парнем?
— Предполагаю, сейчас он поёт себе путь по России. Он шёл слева направо. То есть с запада на восток.
— А какая она, Польша?
— Симпатичнее, чем ты думаешь. Очень симпатичная.
Она помолчала.
— Я бы хотела туда когда-нибудь.
Он не дал себе времени сомневаться в мудрости сказанных вслух слов перед тем, как ответить:
— Я знаю, как туда добраться, если ты хочешь компанию.
После долгого молчания Блу сказала другим голосом:
— Я собираюсь пойти петь себе дорогу в кровать. Увидимся завтра. Если ты хочешь компанию.
Телефон затих. Всегда недостаточно, но это было хоть что-то. Гэнси открыл глаза.
Ноа сидел у дверного косяка кухни-ванной-прачечной. Когда Гэнси подумал об этом, он понял, что, возможно, тот там сидел гораздо дольше.
По сути, не было ничего преступного в этом моменте, кроме того, что Гэнси сгорал от вины, нервного возбуждения, желания и смутного чувства, что его действительно раскрыли. Это была его внутренняя сторона, а внутренняя сторона – как раз то, чему Ноа всегда уделял настоящее внимание.
Выражение лица второго парня было понимающим.
— Не говори остальным, — попросил Гэнси.
— Я мёртвый, — ответил Ноа. — А не дурак.
Глава 22
— Я на тебя очень зла, — голос Пайпер раздался очень близко. Гринмантл лежал на крыше арендованного автомобиля, скрестив руки на груди и соединив колени, думая о положениях тех в раннесредневековых захоронениях.
— Знаю, — ответил Гринмантл, открывая глаза. Небо над головой было издевательски синим. — Что на этот раз?
— Люди, берущие кровь, были сегодня здесь, а тебя не было. Я говорила тебе быть тут.
— Я был тут.
Он провел первый час после возвращения домой, лежа лицом вниз. Небольшой процент средневековых тел хоронили так; историки думали, это были могилы самоубийц или ведьм, хотя, на самом деле, историки были вроде Угадай Угадаевича, и он больше всех.
— Ты не отзывался, когда я тебя звала!
— Это не меняет того факта, что я был здесь.
— То есть я должна была пойти поискать тебя на машине? Кстати, почему ты вообще здесь?
— У меня творческий ступор, — сказал Гринмантл.
— По поводу чего?
Он повернулся к ней лицом. Она стояла у автомобиля в платье, чтобы снять которое, похоже, потребуется несколько шагов. Ещё в руках она держала маленькое животное с драгоценным ошейником. У животного не было волос, кроме длинного шелковистого хохолка, который рос из головы, точно такого же светлого оттенка, как и волосы Пайпер.
— Что это? — спросил Гринмантл. Он сильно подозревал, что это было физическое проявление его плохого настроения.
— Отон.
Он сел. Арендованная машина шумно вздохнула.
— Это кот? Грызун? Какой породы, скажи на милость!
— Отон – китайская хохлатая.
— Китайская хохлатая кто?
— Не будь мудаком.
Так как у Гринмантла были люди, которые пыхтели и следовали за ним с бессмысленной преданностью, у него никогда не возникало побуждения завести собаку, но, когда он был моложе, иногда он представлял, как приобретает пса с пушистым хвостом и лапами. Той породы, которая подбирала уток, неважно, какая это была порода. Отон выглядел так, будто это утка могла бы его подобрать.
— Он собирается вырасти? Или отрастить шерсть? Откуда он взялся?
— Я его заказала.
— Через интернет?
Пайпер закатила глаза от его наивности.
— Снова: по поводу чего у тебя творческий ступор?
— Мне нужно найти экстрасенсорную подружку мистера Грея, но оказывается, никто не знает, где она. Она пропала именно тогда, когда он меня поимел. — Гринмантл соскользнул с автомобиля. Осторожно. Он был неуклюж от своего надземного погребения. — Как я собираюсь уничтожить то, что ему нужно, если оно уже пропало? Сообщили о её исчезновении, и всё. Я украл отчёт, и там сказано, что, по-видимому, она сообщила семье, будто она «под землёй».