— Я лучше поднимусь наверх пока ты звонишь, — сказала Тонта. Она облизала губы.
Но когда она вошла в комнату, Горти там не было. Какое-то время после этого было много возбуждения. Сначала Арманд хотел заполучить Горти в свои руки в собственных целях, а затем он начал бояться того, что могут сказать люди, если мальчик представит свою собственную искаженную версию инцидента. Так прошел день, и неделя, и месяц, и было безопасно смотреть на небо и говорить таинственно: «Он теперь в хороших руках, бедный маленький дворняжка», — а люди могли отвечать: «Я понимаю…» В конце концов все знали, что он не был ребенком Арманда.
Но Арманд Блуэтт аккуратно отложил одну мысль в уголок своего сознания — в будущем опасаться любого молодого человека, у которого на левой руке не хватает трех пальцев.
Хэллоувеллы жили на окраине города в доме, который имел только один недостаток: он стоял на перекрестке основной магистрали штата с Главной улицей города, так что транспорт ревел день и ночь как мимо парадной, так и задней калиток.
Дочка Хэллоувеллов Кей так заботилась о своем месте в обществе, как это может только семилетний ребенок. Ее попросили выбросить мусор и как обычно она чуть приоткрыла заднюю калитку и выглянула на шоссе, чтобы посмотреть не увидел ли кто-нибудь, кого она знает, ее за этой черной работой.
— Горти!
Он отпрянул в загазованную тень светофорного столба.
— Гортон Блуэтт, я тебя вижу.
— Кей… — Он подошел к ней, стараясь держаться поближе к забору. Послушай, не говори никому, что ты меня видела, ладно?
— Но — ой. Ты убегаешь! — выпала она, заметив сверток у него под рукой. — Горти — тебе плохо? — Он был бледным и уставшим. — Ты поранил руку?
— Слегка. — Он держал свое левое запястье правой рукой, крепко. Его левая рука была замотана в два или три новых платка. — Они собирались вызвать полицию. Я выбрался через окно на крышу сарая и прятался там весь день. Они искали по всей улице и везде. Ты не скажешь?
— Я не скажу. А что в свертке?
— Ничего.
Если бы она потребовала, или схватила сверток, он бы наверное никогда больше ее не увидел. Вместо этого она сказала:
— Пожалуйста, Горти.
— Ты можешь посмотреть. — Не отпуская свое запястье он повернулся так, чтобы она смогла вытащить сверток у него из-под мышки. Она открыла его — это был бумажный мешок — и вытащила страшное разбитое лицо Джанки. Глаза Джанки сверкнули ей и она пискнула:
— Что это?
— Это Джанки. Он был со мной еще до моего рождения. Арманд, он наступил на него.
— Так ты из-за этого убегаешь?
— Кей! Что ты там делаешь?
— Иду, мама! Горти, я должна идти. Горти, ты когда-нибудь вернешься?
— Никогда.
— Ой… этот мистер Блуэтт, он такой злой…
— Кей Хэллоувелл! Сейчас же иди сюда. Дождь идет!
— Да, мама! Горти, я хотела сказать тебе. Я не должна была смеяться над тобой сегодня. Геки принес тебе червяков и я подумала, что это шутка, вот и все. Я не знала, что ты действительно ел муравьев. Знаешь… Я когда-то съела сапожный крем. Ну и что.
Горти поднял свой локоть и она осторожно подложила под него пакет. Он сказал, как если бы только что подумал об этом — и действительно так оно и было.
— Я вернусь, Кей. Когда-нибудь.
— Кей!
— Пока, Горти.
И она ушла, мелькнули ее волосы, желтое платье, кусочек кружева, все это превратилось перед его глазами в закрытую калитку в деревянном заборе и в звук удаляющихся быстрых шагов.
Гортон Блуэтт стоял в темноте под моросящим дождем, замерзший, но с жаром в покалеченной руке и другим жаром в горле. Этот жар он проглотил, с трудом, и, подняв глаза, увидел широкий приглашающий кузов грузовика, который остановился перед светофором. Он побежал к нему, бросил на него свой маленький пакет, и извиваясь пытался забраться наверх, ухватившись правой рукой и пытаясь не задеть левую. Грузовик сдал назад; Горти отчаянно карабкался, чтобы остаться на нем. Пакет с Джанки начал скользить к нему, мимо него; он схватил его, теряя собственную устойчивость, и начал сползать назад.
Внезапно он увидел неясное движение изнутри грузовика и почувствовал вспышку ужасной боли, когда его разбитую руку сильно схватили. Он чуть было не потерял сознание; когда он снова смог видеть он лежал на спине на подпрыгивающем полу грузовика, снова держал свое запястье, и выражал свою боль выступившими слезами и тихими короткими стонами.
