Инквизитор тяжело опустился в глубокое, обитое слегка потертой красной кожей кресло. Повинуясь чуть заметному жесту, рядом сел Легран, кое-как пристроив ножны меча и положив руку на эфес. Род занял место позади инквизитора — ему не полагалось участвовать в суде, не полагалось ни словом, ни вздохом, ни гримасой высказывать свое мнение… потом он мог говорить что угодно, но сейчас не имел права голоса. Палач должен быть нем — а буквально три сотни лет назад он обязан был скрывать и свое лицо, ибо правосудие безлико, немо и глухо… ко всему, кроме гласа закона. По другую сторону от Барта пристроился смотритель, явно тяготившийся необходимостью участвовать в процессе, — но и у него, как в свое время у Шенка, не было выбора. Тот, на кого указывал палец инквизитора, обязан был стать членом суда, таков был древний, еще со времен Святого Галантора, закон — судят трое, ни больше ни меньше. У самого края стола сел писец, тщедушный человечек с крысиным лицом, его задачей было записывать каждое слово, относящееся к делу. Потом записи будут переписаны набело, одну копию оставят смотрителю, Другую инквизитор увезет с собой и передаст на хранение в Сайлу, главную цитадель Ордена.
Остальные — терц и его бойцы, местный служитель храма Сиксты, жена и кое-кто из старших слуг смотрителя да два десятка селян — заняли места в зале. Им предстояло услышать исповедь обвиняемой и приговор инквизитора.
— Введите женщину.
Двое солдат, судя по плащам и эмблемам — из полка «Миротворцев», ввели под руки немолодую женщину. Выглядела она не очень — пожалуй, в представлении большинства селян именно так и должна выглядеть истинная ведьма, попирающая и делами, и мыслями, и самим своим существованием все законы Ордена. Спутанные сальные волосы, крючковатый нос, горящие нездоровым блеском глаза. Мысленно Шенк отметил, что ведьму не били — во-первых, мало какой солдат, особенно из числа «Миротворцев», рискнет навлечь на себя гнев ведьмы, во-вторых… просто не положено. Тот, кто отдавал приказ не причинять женщине боль, скорее просто боялся последствий, с инквизитора вполне станется усмотреть в синяках нарушение орденского закона, и после ведьмы пред судом вполне может предстать и не в меру ретивый служака. Но вот за руки они ее держат крепко, не вырвется… Шенк лучше многих знал, что для большей части магии руки не так уж и нужны, но предрассудки сильнее гласа разума.
Солдаты подвели женщину к стулу с высокой спинкой, усадили, аккуратно завели ей руки назад, связали и отступили на шаг. Глядя на них, Шенк криво усмехнулся — вояки, покарай их Галантор. «Миротворцы» были париями среди иных полков армии Ордена, худшими — и сами прекрасно это понимали. Перевод к «Миротворцам» означал для солдата высшую степень унижения… но плата, точно такая же, как и в овеянных славой полках «Стальной кулак», «Дикие кошки» и других, а также довольно суровые по отношению к дезертирам законы гарантировали, что «черные плащи» все-таки несли службу. Будучи разбросаны по городам и деревням, часто порядком обленившиеся, «Миротворцы» охраняли тюрьмы, ловили — или пытались ловить — мелких преступников, а зачастую просто выполняли то, что приказывал им местный Смотритель, даже если это означало работу на его, Смотрителя, огороде. Несколько лет подобной жизни, и кое-кто из «Миротворцев» забывал, с какого конца следует браться за меч.
— Суд начинается, — провозгласил Барт хрипло и закашлялся. Вытерев рот платком, продолжил: — Кто обвиняет эту женщину?
— Я! — встал немолодой кряжистый мужик.
Шенк напряг память — кажется, Смотритель представил его как своего эконома. Что ж, раз эконом, значит, и грамоте неплохо обучен. Словно подтверждая этот очевидный вывод, мужчина достал свиток. Молодой темплар усмехнулся — вот что значит глухая деревня, в городах уж сколько веков пользовались аккуратно обрезанными листами, а здесь все еще предпочитали скатывать пергамент в свитки.
— Назови свое имя. — Инквизитор сделал знак писцу. Тот склонился над пергаментом, от усердия высунув язык. Перо зависло над чистым пока свитком, готовое уложить на него первые строки.
