Я вздохнул.
Дыхание не вызывало ни малейших затруднений, и это обрадовало сильнее, чем вновь обретенный, восставший из пустоты окружающий мир – со всеми его цветами, формами, запахами и звуками.
Прошло какое-то время, прежде чем я понял, что со мной говорят:
– Вы меня слышите? Все в порядке? Постарайтесь не двигаться.
Я попытался повернуть голову, чтобы посмотреть на говорящего, однако малейшее движение отзывалось болью во всем теле.
– Где я? – прохрипел я и тут же испугался, не узнав собственного голоса. – Что произошло?
– Это онемение, – послышалось из-за спины. – Такое бывает. Скоро все пройдет.
Кто-то положил мне руку на плечо.
– Все будет хорошо. Просто постарайтесь не двигаться.
Я сидел в кресле с высоким подголовником. Нейроинтерфейс. Сеанс завершился. Я вышел сам или же меня вывели принудительно?
– Что произошло? – повторил я.
– Все в порядке.
Говорящий постепенно проявлялся передо мной – сначала его рука, которой он провел по моему плечу и положил на кисть, как бы приветствуя старого знакомого, не имеющего сил даже подняться на ноги, потом мятый свисающий пиджак на пару размеров больше, чем нужно, потом седая голова с плохо пробритой щетиной на щеках и подбородке.
Тихонов посмотрел на меня, как отец на больного сына.
– Тяжелый выход, – объяснил он. – Это бывает иногда и с опытными операторами. Но вы все сделали сами, завершили задание. – Тихонов улыбнулся. – Думаю, этого хватит для зачета.
Движения уже не причиняли мне такую резкую боль как раньше; я обернулся. Места у терминалов оказались пусты, а у дверей стоял незнакомый мне мужчина в тесном наглухо застегнутом костюме, похожем на дежурную форму, которую заставляли надевать на практических занятиях по химии.
– Я последний? – спросил я.
– Да, – ответил Тихонов. – Но все хорошо… Уже через минуту вы придете в себя.
Человек в форме лаборанта как-то нетерпеливо подался вперед, распознав в движениях преподавателя тайный, лишь одному ему понятный знак, но Тихонов остановил его резким взмахом руки.
– Кто это?
– Из медицинского пункта. Распорядки, знаете ли. Но вы посидите пока, расслабьтесь. Главное – не торопиться. А потом вас осмотрят. Формальная процедура, ничего более. Но так уж полагается.
– Хорошо.
Вставать мне не хотелось.
– Но почему так получилось? Все было обычно. Поначалу. Но в конце… Я даже не помню точно, что произошло.
– Не стоит сильно волноваться из-за этого. – Тихонов с медитативным видом нажимал кнопки с буквами на терминале. – Расслабьтесь, вам нужно отдохнуть… Вы даже не представляете, сколько раз я говорил это студентам. – Тихонов кисло улыбнулся и вновь отечески потрепал меня по плечу. – В начале практики на каждом потоке по крайней мере у одного-двух происходит тяжелый выход.
– Но я точно прошел? Конец как-то смазан.
– Прошли, – подтвердил Тихонов. – Отдыхайте. Никого не исключают из-за единичного случая тяжелого выхода. И даже не заставляют идти на пересдачу.
Тихонов повернулся к терминалу.
– А как остальные? – спросил я.
Тихонов оставил в покое терминал. Кнопки, которые мгновение назад вспыхивали красным, погасли. Терминал отключился.
– Вас интересует кто-то конкретно?
Я непроизвольно оглянулся.
– А-а, – протянул Тихонов. – Да, она так волновалась в этот раз. Она всегда волнуется – даже на обычных лабораторных. Но завершила одной из первых. На самом деле вы тоже вышли минут на пятнадцать позже, чем последний до вас. Это и тяжелым выходом-то сложно назвать.
Я чувствовал, как человек в одежде лаборанта напряженно смотрит мне в спину.
– Вы не говорили, – сказал я.
– Что? – не понял Тихонов. – Что не говорил?
– Про тяжелый выход.
– Такое бывает далеко не у всех, да и ничего страшного в этом на самом деле нет. Скорее всего, вы переволновались или думали постоянно о чем-то другом. Например, о девушке, которая сидела за вами.
Тихонов подмигнул мне и повернулся к человеку в дверях. Профессор ничего не сказал, однако лаборант понял его без слов. Я услышал за спиной его шаги.
– А что, – начал я, – это может привести к таким последствиям? Просто волнение или…
– Это индивидуально. Собственно, реакция на нейросеанс у всех индивидуальна, поэтому мы и не говорим о каких-то побочных эффектах, потому что можно легко запрограммировать человека.
