Я спустился по улице, к прожекторным лучам. Ночной город выглядел уродливым и пустым, а свет, лившийся отовсюду – из окон домов, с зациклившихся реклам, из фонарей, напоминавших планеты, – усиливал ощущение гнетущей темноты.
Я и сам не понимал, что со мной не так.
Я бродил по ночным улицам, пока не отнялись ноги, вспоминая, как Лида смотрела на меня, как затягивало черной тенью ненастоящее солнце, как Лида от меня отстранилась и попросила ее не провожать.
А потом я увидел настоящий, а не голографический рассвет.
Фасады домов в спальном районе, куда я забрел, были освещены мягким янтарным светом, и ни одно из окон не горело, будто электричество в квартирах отключали по расписанию, с вечера до утра. Но тут я заметил отблески в стеклах монолитной высотки. Вспыхнуло одно окно, промелькнула по каменному фасаду неуловимая тень, и тут же загорелись, мгновенно раскалившись до температуры плавления, стекла в ставнях этажом выше – казалось, все здание охватывает невероятный пожар из солнечных отражений. Зарделось над фешенебельными кондоминиумами небо, черные, сливающиеся с темнотой тучи превратились в багровые космические туманности, и я увидел солнце, которое всходило в облачном мареве над спящим районом – красный карлик в коконе электронного газа.
Я стоял посреди улицы, забыв об отнимающихся ногах, и долго смотрел на рассвет. Повсюду еще горел ночной свет – фонари, уютная подсветка фасадов, – а небо уже заливало цветом – сначала оранжевым, потом желтым, потом голубым.
Я вернулся в общежитие первым же маглевом и сразу свалился в постель. Разбудил меня ближе к полудню звонок. Я взял суазор и увидел фотографию Лиды – ту самую, из соцветия, где она, не попав в фокус, стыдливо отворачивалась от фотографа точно так же, как отвернулась вчера от меня.
Под фотографией светилась большая зеленая кнопка «Ответить».
Я надавил на экран пальцем. Трель звонка оборвалась, и из динамика послышался…
– Назовите ваше имя!
Дребезжащий металлический голос взорвался у меня в ушах, и я обхватил голову руками. Перед глазами все поплыло. Завибрировали белые стены.
Я слез с кровати и, покачиваясь, встал босыми ногами на промерзлый пол. Красный глазок камеры над дверью пристально следил за моими движениями.
– Назовите ваше имя!
– Имя? – спросил я.
Безжизненный свет слепил глаза.
– Вы что, смеетесь надо мной? Да кто вы вообще такие?
– Назовите ваше имя!
Сощурившись, я посмотрел в потолок, с которого скрежетал отдающий ржавчиной голос.
– Я на Венере?
– Назовите ваше имя.
– Это ведь не Земля.
– Назовите ваше имя.
– Мы же в космосе. Наверное, на орбите. Какой смысл держать меня на орбитальной станции, если вы не с Венеры?
– Имя! – рявкнул голос. – Назовите имя!
– Да сколько можно? – простонал я; меня шатало от слабости. – Хватит!
Голос ненадолго замолк.
– Назовите ваш возраст.
Я вздохнул и осмотрелся по сторонам, хотя знал, что нахожусь все в той же пустой светящейся комнате, где нет ничего, кроме унитаза и узкой кровати.
– Назовите ваш возраст.
Я подошел к двери и уставился в красный глазок камеры.
– Почему вы каждый день задаете одни и те же вопросы? Проверяете, не забыл ли я, кто такой? Это тест или…
– Назовите ваш возраст.
– Хватит! – неожиданно для самого себя я закричал в полный голос. – Я больше не произнесу ни единого слова! Можете уморить меня голодом! Делайте, что угодно, я…
Внезапно я почувствовал резкий укол в плечо – как удар током, – и правая рука загорелась от боли. Под кожей разливалась серная кислота.
– Опять, – пробормотал я, схватившись за плечо. – Что это? Чего вы…
– Отвечайте на вопрос! – зазвенело в ушах. – Отвечайте на вопрос!
– Мне…
В глазах потемнело. Я побрел к кровати, с трудом удерживая равновесие.
– Мне двадцать ше…
Я был почти у кровати, даже мог дотянуться до нее рукой. Еще один маленький шаг. Голова раскалывалась от боли.
– Мне…
Я упал на кровать.
Не знаю, сколько прошло времени.
Мне казалось, что я подключен к неисправному нейроинтерфейсу, и сознание мое медленно умирает, распадаясь на бессвязные электрические сигналы, последние судорожные мысли, которые гаснут в оглушительной пустоте.
