Синдром Клинтона. Моральный ущерб - страница 44

Шрифт
Интервал

стр.

— А почему вы не пошли к Роме Пусодину, который указан в записке первым, а пошли ко мне, который записан последним?

Куртеев еще несколько мгновений смотрел на икебану в дальнем углу кабинета, а потом медленно повернул голову к Пятько.

— К кому?..

— Ко мне, ко мне вы почему пошли, ко мне, который записан последним? — тряся пистолетом, злился продюсер. — Почему вы такой беспорядочный, непоследовательный человек?

— Нет, как вы назвали того, Пусодина?

— Ромой я его назвал. Или вы знаете еще одного Пусодина?

— А кто это?

Олег Иосифович вспомнил, что в этой комнате только один продюсер.

— Файл!

— А информация о Вике? Не смешите меня. Я не уйду. И файл с порнухой не отдам. Кстати, об уходе… — Куртеев показал пальцем на «вальтер». — Вы не боитесь, что патроны отсыреют или еще что-нибудь с ними там случится?..

— Давайте следующим образом: я вам расскажу все о Пусодине, и вы уберетесь.

— Меня интересует Вика Золкина.

— Да чтоб вы сдохли!

— Но о Пусодине я тоже хочу послушать.

Продюсер устал держать пистолет. Отлитый по заказу на заводе «Красный пролетарий» в партии среди девяти других таких же, он ломил руку в районе ключицы и просился на пол. Добравшись до стола, Пятько сел и осторожно поставил оружие на рукоять. Что-то подсказывало ему, что вороненая сталь стучит по лакированному дереву иначе, чем крашеный свинец.

— Роман Пусодин — менеджер по продажам компании «Макарена». Это сеть магазинов по всей Москве. Вам даже напрягаться не нужно, чтобы вспомнить магазины «Улица» на каждом углу столицы. Этих магазинов так много, что иногда входы в эти магазины смотрят друг на друга через проезжую часть. Роман занимается поставкой в магазины в Западном административном округе Москвы. В его отделе еще восемь человек, каждый отвечает за свой административный округ или прилегающие к МКАД территории. Супермаркет — что вам еще сказать, Куртеев? Вы же имеете представление о том, что я говорю. Вот и все вкратце.

— Где вы с ним познакомились?

— В «Макарене» и познакомился. Я приезжал за спиртным, он помог выбрать водку без стрихнина. Потом сблизились, и он мне сам возил.

— А почему этого Романа Пусодина нет в базе данных ГУВД?

Пятько поморщился.

— Куртеев, вы это специально делаете или у вас действительно не все дома? У меня такое впечатление, что, перед тем как ко мне прийти, вы неделю сидели дома и составляли список вопросов. Вы испытываете оргазм, когда ставите людей в тупик? Скажите, вы чувствуете растекающееся тепло внизу живота, когда видите тужащихся в поисках ответа людей?

Куртеев улыбнулся.

— А почему я занесен в базу данных ГУВД?! — вскипел Пятько, не дождавшись ответа. — Почему Пусодина, пройдохи и шарлатана, нет в базе, а я, даже в детстве не разбивший ни одного оконного стекла, там есть?! Почему я в базе ГУВД? Потому что я еврей?! Что, блядь, за страна такая?! Не успеет еврей родиться, как он уже в базе каких-то данных!..

— Не беспокойтесь, я тоже в этой базе.

— Вы тоже еврей?!

— Господин Пятько, ГУВД имеет сведения обо всех гражданах Москвы независимо от их национальности.

— Вы рассуждаете как ветеран МВД! Тогда скажите, почему в базах нет Пусодина, который двадцать с лишним лет проживает в квартире семь дома триста таки два по улице Кунцевской?

— Я вижу, вы тоже не прочь заработать оргазм на ровном месте.

Пятько положил пистолет, весивший как автомат, на стол и навалился головой на руки.

— Куртеев… Что мне сделать, чтобы вы поверили в то, что я незнаком с Викой Золкиной? Отпустите меня домой… Я устал как собака. Вы высосали из меня все соки. — Выпрямившись, он растер лицо ладонями. — Да, я прокручиваю бюджет фильма через компанию Лукашова. На выходе я имею что-то около полутора миллионов долларов, которые делю на несколько частей. Одна часть уходит в мэрию города Москвы, другая — в то ведомство, которое должно пресекать любые попытки незаконного обогащения сотрудников мэрии, оставшиеся части уходят в организации, следящие за деятельностью первых двух, и мне остается что-то около пятисот тысяч в год. Как вы думаете, рассказав вам это, я мог бы не признаться в том, что знаю Вику Золкину? То, что она написала мою фамилию на листке бумаги, не означает, что я повинен в ее исчезновении.


стр.

Похожие книги