В случае, когда душа смертного оказывалась достаточно сильной, чтобы не позволить мне овладеть ею, я затихал в глубине сознания смертного, постепенно растворяясь в нем, проникаясь его сущностью, его идеями, его бытием, позволяя ему овладеть моей Силой, способной пробудить скрытые человеческие возможности. Те человеческие возможности, которые практически вытравлены глупым путем технической цивилизации. И этот второй случай доставлял мне больший интерес, ибо всегда был полон неожиданных поворотов и решений. Однако и "присосаться" к такой оболочке было непросто. В обычном состоянии сущность такого смертного была огорожена непроницаемым щитом. Проникнуть за этот щит можно было, лишь подведя смертного к грани небытия. Очень часто, оказавшись на этой грани, душа проваливалась за нее, и тело умирало.
Когда все проходило удачно и мне удавалось проникнуть в сущность, не убив смертного, то начиналось Течение Времени. Если для моей сущности Времени не существовало, то тело и душа смертного, частью которых я теперь становился, были ему подвластны. Именно Течение Времени и было тем, чем так притягивали меня эти несовершенные смертные. Течение Времени рождало во мне то, что у смертных именуется азартом. Воплотившись в новом теле, я чувствовал себя подобно спринтеру, выходящему на дистанцию. И если в первом случае дистанцию выбирал я сам, то во втором непредсказуемость дистанции усиливала азарт. И именно благодаря Азарту я начинал Жить, а не просто существовать.
Чтобы хоть как-то продлить дистанцию, отмеренную смертному Временем, при этом не замедляя движения, необходимо было усовершенствовать его тело. Обращаться со своими телами смертные не умеют, вследствие чего они изнашиваются значительно быстрее отпущенного им времени. Исправить это было легко. Достаточно лишь пробудить в тканях способности к регенерации, и тело восстанавливалось довольно быстро. Смертный же принимал изменения в себе как дар богов. Глупый.
Сложнее было заставить его овладеть Силой. Если, вливаясь в порабощенные оболочки, я наделял тела собственной силой, то во втором случае я мог быть лишь сторонним наблюдателем. Поэтому и были созданы артефакты силы. Иногда уходило несколько месяцев, а то и лет, драгоценного времени, прежде чем удавалось подвести смертного к артефактам и, овладев на короткое время его разумом, заставить принять их. Сами артефакты представляли собой сгустки энергии, воспринимаемые смертными, как некие материальные предметы. Соединяясь с этой энергией, человек приобретал Силу. Однако пользоваться ей ему еще предстояло научиться. Бывало, смертный проходил свой путь, не подозревая о приобретенном даре.
Еще реже происходили случаи, когда я, вселившись в очередное тело, встречал на своем пути подобного мне, другого из семи. Тогда игра становилась интересней. Так было и в этот раз. Я вселился в тело, обладающее сильным собственным разумом. Я наделил его силой. Иногда приходилось подталкивать смертного к использованию этой силы. Находясь в его теле, я встретил другого из семи. Мне было интересно наблюдать за его попытками вызвать меня на контакт и за его недоумением по поводу моего затворничества. Благодаря общению этой сущности с моим носителем я вспомнил многое, что успел забыть за ту бездну времени, которую провел в одиночестве.
Мне повезло и второй раз. Находясь в этом теле, я встретил появление восьмого, который поглотил моего собрата, став им.
Я настолько слился с сущностью носителя, что чувствовал себя им, постепенно растворяясь в нем, будто бы этот жалкий смертный смог поглотить мою сущность. И даже когда он вступил в контакт с чужой сущностью, чье существование само по себе невероятно и недопустимо, у меня не возникло естественного протеста. Я не протестовал и когда смертный вынашивал план уничтожения моего собрата, а лишь увлеченно следил за событиями… Нет, я не увлеченно следил за событиями, я принимал в них непосредственное участие. Я стал им. Моя сущность слилась с сущностью смертного, растворившись в ней против всех правил. Море не может раствориться в капле, однако так случилось.