Он представлял противостоящую ему группу - а данные на нее были весьма скудную - как некую небольшую группу. Команду. Скорее всего - работающую давно, спаянную совместно пролитой кровью. Не своей, конечно же, чужой. Они понимают, что в случае раскрытия им всем светит вышка - так что завербовать кого-то - задача совершенно нереальная. Просто раскрутить на стук - тоже, даже и без протокола. Но у них - была одна уязвимая точка, по которой он и решил ударить. Дело в том, что такие группы должны иметь очень малую численность. С каждым лишним человеком возникает серьезная опасность того, что новый человек проговорится, раскается, просто допустит ошибку. И в то же время - масштабные операции - требуют привлечения большого числа людей. Вывод из этого может быть один: большинство используется втемную, они сами не понимают, что делают. В армии это легко: подай, принеси, пошел вон, исполнять твою мать, молча. Но о чем-то они должны догадываться, а кое-кого - должна мучить совесть. Вот из них как раз - и получатся отличные осведомители. Не агенты, для агентов надо немного ругой уровень внедрения - но рассказать компетентным органам, кто, куда и на чем летал, сколько там был, чего оттуда привез - в принципе, возможно...
Но это первый вариант. А второй...
Бек, как и всякий оперативник, имел два варианта работы. Даже... наверное три, получается. Первый - обычный, оперативный сбор информации, о чем сказано выше. Второй - используя информацию, полученную от доктора Бахи в Мазари-Шарифе, он намеревался обозначить свою активность и пугнуть подозреваемых. Пугнуть - способ, применявшийся еще СМЕРШем. Например - безо всяких оснований вызвать на допрос соседа подозреваемого, расспросить его о соседях и посмотреть - а что подозреваемый будет делать. Невиновному человеку пугаться нечего. А вот виновный - задергается, попытается выйти на сообщников, уничтожить улики, просто сбежать. Тут то его и брать можно.
Третий вариант - ложная цель. Бек намеревался раскрыть себя и дать понять, что его интересует совсем не то, что его интересует на самом деле. Не взрыв в Баграме, не возможное предательство - а незаконные действия резидентуры. Строительство тайной тюрьмы, хватание людей, даже подозреваемых, бессудное их содержание, пытки - все это чревато. Нет, приказ такой, конечно же, кто-то дал. Но дал его "на ухо". И эта группа, засевшая в местной резидентуре - понимает, что в случае чего начальство их же и подставит. Незаконные, больше похожие на методы латиноамериканских диктаторов, юаровских расистов и палачей - чреваты сроком, а то и вышкой. Если группа поймет, что на нее выходят, но выходят с другой стороны - она попробует заблокировать информацию. Вполне возможно - незаконными методами. И вот тут то - появится формальный повод для ареста. А когда человек в камере и неважно, по какому обвинению - считай, дело уже сделано...
Побочное поручение, мать твою...
- Идет - ровным голосом сказал Алим
Они увидели советского офицера - среднего роста, с короткими усиками, в старой, поношенной форме без знаков различия - так одеваются здесь советские офицеры, которые не хотят тратить деньги на одежду, копят валюту и чеки. В руке - он нес большую сумку, из нее торчала зелень. Настоящая, свежая, не такая чахлая как в московских магазинах...
- Он?
Алим попросил таксистов - и они на какое-то время свалили отсюда. Бывший диверсант среди кабульских бомбил был в авторитете.
- Он...
Майор госбезопасности - раздраженно огляделся. Было только одно такси, вдобавок на переднем сидении кто-то сидел. Будь другие - он никогда бы не сел в это. Но два года пребывания в Кабуле - притупили бдительность.
И он направился к такси...
Сидевший на переднем пассажирском человек - видимо, соплеменник таксиста - проворно вылез из машины, чтобы не лишать своего соплеменника заработка. Майор запомнил его как хазарейца - узкие глаза, продубленная ветром кожа. Все было так привычно, так обыденно - что потом он не смог дать описание этого хазарейца. Хазареец проворно отступил, что-то проговорив на каком-то незнакомом наречье, скорее всего какой-то местный северный диалект дари, который он не знал. Майор открыл дверь, забросил начал садиться в машину... и тут сзади что-то треснуло, и его пронзила такая мучительная боль, что в глазах потемнело. Он хотел вскрикнуть - и не смог...
