Мы вдвоем, как часовые, заняли места в хвосте колонны бомбардировщиков. Три звена японцев догоняли нас сзади. Мы приготовились первый их удар принять на себя. «А если они снимут нас? Тогда начнется расправа с „СБ“, — стрельнула безжалостная мысль. — Как быть? Развернуться и подставить нападающим широкие лбы своих самолетов? Это результата не даст. Они съедят нас и прорвутся к „СБ“. Что же предпринять, что?»
Никто и никогда не пытался мне объяснить, что такое интуиция воздушного бойца. Да, вероятно, я бы не очень и прислушался к рассуждениям на столь малоконкретную тему.
В воздушном бою мысль работает импульсными вспышками, так как быстрота событий не оставляет времени на логически-последовательное обдумывание своих действий. Одна такая вспышка охватывает целую картину боя. Другая — заставляет действовать с такой решительной быстротой, что порой не успеваешь и подумать о цели этого маневра. Руки в таких случаях опережают мышление. Это и есть интуиция, подсказанная опытом.
Именно так произошло и сейчас. Моим напарником оказался Иван Красноюрченко. Мы оба воевали тринадцатый день, что, безусловно, послужило решающей причиной нашего внезапного и одновременного броска в одну сторону — вверх, на солнце. Круто, стремительно мы отскочили от своих «СБ». Я не успел еще закончить маневр и держал машину в развороте с набором высоты, как ясная мысль внезапным толчком придала всем моим движениям холодную расчетливость и подсказала следующее действие.
И все подтвердилось.
Конечно, японские истребители преследовать нас не стали. Да и зачем? Самураи прекрасно понимали, что если мы захотим выйти из боя, то догнать нас они не смогут. А главное было в другом: японцы увидели, что мы спасаемся бегством, и перед ними теперь открылась самая важная цель — впереди без всякого прикрытия шла колонна бомбардировщиков, на которую они и бросились.
Одно звено вражеских истребителей нападало сверху, привлекая на себя огонь наших стрелков и давая тем самым возможность двум другим звеньям подойти к строю «СБ» и расстреливать их сзади снизу, где они менее всего защищены. Ничего не скажешь, умно придумали!
Мы оказались в стороне и выше противника. Японцы, увлеченные погоней за бомбардировщиками, нас не видят. Верные своему правилу, они будут стрелять наверняка только с короткого расстояния. Мы должны, обязаны бить тоже наверняка, чтобы опередить коварный удар.
Красноюрченко и я пошли на два нижние звена противника. От них шла главная опасность для «СБ». Мы удачно оказались сзади японцев на дистанции выстрела и, как в тире, тщательно прицелились. Почти одновременно два японских истребителя, не успев открыть огня, повалились вниз, оставляя за собой грязный след копоти. Один даже развалился. Сильны наши пушки! Да и два пулемета немалый добавок. Оставшиеся самураи, ошарашенные внезапной гибелью своих, круто развернулись.
В это же время из тройки «И-97», напавших на бомбардировщиков сверху, от ответного огня стрелков с турельных пулеметов один самолет вспыхнул, а двое вышли из боя.
Как приятно видеть поверженного противника! Я тогда еще не знал, а малый опыт не мог подсказать, что ликовать в небе так же опасно, как и вести воздушный бой без осмотрительности. Три — пять секунд восторга, радости — и противник этим воспользовался: к напарнику подобрались три истребителя, ко мне — пара. Для выхода из-под атаки нам оставалось одно — резко вывернуться. Но за время этого короткого маневра самураи могут ударить по «СБ», уже вставших на боевой курс.
Колонна в 54 бомбардировщика вот-вот должна нанести удар по окопавшимся самураям на горе Баин-Цаган. Надо, любой ценой надо удержать истребителей врага хоть на полминуты. Иначе прицельный бомбовый удар по японцам будет сорван. Пока самураи расправляются с нами, наши «СБ» должны успеть сбросить бомбы.
Мы загородили бомбардировщиков своими самолетами, подставив себя японцам. Мы были мишенями. И враг, чтобы пробить себе дорогу, торопился расправиться с нами. Как мы ни старались защитить друг друга, но японцам удалось быстро разъединить нас, а потом я и совсем упустил из вида товарища.
