Укротитель японских ментов вдавил окурок в пепельницу, сбросил скорость и подрулил к стоянке перед внушительным двухэтажным особняком. Европейского типа. На втором этаже здания горел свет. Никакой вывески у входа я не увидел.
Припарковавшись, Иосич заглушил мотор, достал из бардачка пластиковую папку с документами и принялся деловито в ней ковыряться. По его лицу было понятно, что рассказ окончен.
— Ну? — не понял я. — А дальше-то что?
— Дальше? — переспросил Иосич рассеянно, доставая из папки чистый лист бумаги. — Дальше всю дорогу позади меня была девственная чистота! От следующего светофора… — он снова извлек из кармана блокнот и ручку, — и до сих пор. Иначе бы я тебя, господин официальный служащий японской фирмы, сюда не привез. Да и сам не приехал бы.
После пыток сегодняшним днëм моя фантазия сдохла, и лишь израненное любопытство еще било крылом по земле.
— Но почему? — тупо спросил я.
— Ну ты подумай сам! Если я ни в чем не виноват — по какому праву за мной третьи сутки следит какая-то хрень? Как честный гайдзин, проживающий на японской территории, я просто обязан возмутиться. Или испугаться? Тут я пока не придумал… В общем, позвонить куда следует — скажем, в головную контору «Хоан-кэйсацу». Телефон которой можно найти в любом справочнике. И настойчиво так поинтересоваться — какого лешего в вашей стране автомобиль с таким-то номером тревожит частную жизнь мирного налогоплательщика? Или, может, я вообще не туда звоню, и мне стоит обратиться в газету «Ëмиури»? Ну, логично я рассуждаю?
— Логичнее некуда, — кивнул я.
— Во-от! А теперь представь — xe-xe! — какой вид будут иметь эти салаги перед начальством, которое послало их шпионить за мной, а я их в первый же день раскусил, да еще и оскандалил на всю ивановскую… И больше пока вопросов не задавай, мне тут один документик составить нужно. Я быстро, ты покури пока.
* * *
По невозмутимому лику девицы пробежала едва заметная рябь.
— Секундочку! — пропела она, сняла непослушную крышку, положила рядом с урной. Собрала все четыре части черепа, ловко зажала их в пальцах левой руки. И пальцами правой принялась ворошить содержимое урны. Секунд десять она что-то там перекладывала и утрамбовывала. После чего вернула череп на место и снова накрыла крышкой.
На сей раз вышло удачнее, но зазор все равно остался.
Тогда, положив на крышку ладони, она мягко, но решительно налегла на нее своим весом. Раздался хруст, от которого все, кто был в комнате, вздрогнули как от выстрела, — и упрямая крышка наконец-то закрылась.
Подняв урну, девица подошла к капитану и с поклоном протянула ему драгоценный груз.
— Пожалуйста, несите вертикально!
— Please carry it… — перевел было я машинально, но замер на середине фразы. Ибо то, что я увидал, невозможно разыграть ни на какой сцене.
Капитан, побелев, начал пятиться, в ужасе разведя руки в стороны. И, наверное, так и пятился бы до самой двери, если бы за широкой капитанской спиной не попыталась укрыться сразу вся команда его коротышек. Морячки сбились в кучку и что-то перепуганно лопотали. Девица, ничего не понимая, застыла в поклоне с тяжеленной урной на вытянутых руках. Сколько бы она так продержалась — одному богу известно, не получи я от шефа локтем под ребро.
— В чем дело? — хрипло осведомился шеф. — Спроси его! Он старший, пускай и забирает!
— Э-э… What's wrong? — спросил я. — Why don't you take it?
Капитан помотал головой.
— We can't!
— But why?
— Because… the whole ship has already said goodbye to him. Now, if he gets back, his soul would feel uncomfortable, run away and stay on board forever.
— Что он говорит? — снова вынул меня из ступора шеф.
— Что они не могут его забрать, потому что все с ним уже попрощались, — сказал я, как только перевел дух. — На борту его душа почувствует себя неуютно, убежит из урны и останется на судне навечно.
— Ч-черт! — ругнулся шеф. — А… что же делать?!
Впервые за пять лет работы я видел свое начальство таким растерянным.
— О, господи! — соображал я на ходу. — Ну, давайте поставим у нас в конторе. Субботу-воскресенье в сейфе постоит, а в понедельник отправим спецпочтой…
