Сначала Вудс опережал противника на три удара, потом растерял преимущество и даже стал проигрывать, но на восемнадцатой лунке сравнял счет. В итоге был объявлен «раунд внезапной смерти»: противники состязались на одной решающей лунке — четыреста восемьдесят восемь ярдов[50], пар четыре. Медиэйт не сделал удара на пар, и Тайгер выиграл свой третий Открытый чемпионат США и четырнадцатый мейджор[51]. Это был второй результат в истории по числу побед на мейджорах[52].
Вудс определенно первый и, вероятно, последний гольфист в истории, который играл такой головокружительный матч с разорванной передней крестообразной связкой (она держит колено) и ногой, сломанной в двух местах. Назвать это триумфом силы воли и решимости — значит явно недооценить Вудса, поскольку он играл с таким спокойствием, что никто даже не представлял масштаба его травм[53].
Сам Вудс знал только о переломах, но не подозревал о том, что у него фактически нет коленного сустава. Он с почти нечеловеческой ментальной и физической дисциплиной преодолел все физические ограничения, которые накладывает на спортсмена сложная и тяжелая игра, и совершал необходимые движения всего лишь с редкими гримасами.
Можно было бы назвать этот момент высшей точкой карьеры Тайгера Вудса. Для восстановления после срочной операции на колене он взял полугодовой перерыв. Но вскоре был застукан в австралийском отеле с тележурналисткой и хозяйкой ночного клуба Рэйчел Юкител[54], и внезапно тайны его личной жизни перестали быть тайнами.
Разгорелся скандал: Вудс был женат. Отолгаться не вышло, и жена разбила клюшкой стекло его автомобиля. Попытавшись все же скрыться, Вудс врезался сначала в пожарный гидрант, а затем в дерево. На мгновение спортсмен потерял сознание, жена рыдала, но он вдруг стал спокоен — настолько, насколько спокойным, возможно, не был с детства.
Это длилось недолго.
Начали реализовываться самые страшные таблоидные кошмары. Двадцать одна обложка New York Post подряд. СМС-сообщения. Интрижки с порнозвездами и официантками из ресторана Perkins, исступленная любовь на церковных парковках, секс с едва достигшими совершеннолетия дочерьми друзей семьи — все стало достоянием общественности. Прохождение секс-реабилитации, потеря спонсоров, развод, стоивший сто миллионов долларов, — все это почти сломало его. Как, впрочем, сломало бы любого.
Десять лет Вудс не мог выиграть ни одного мейджора.
«Поверхность океана спокойна, — сказал монах Тит Нат Хан о состоянии человека, — но под ней есть течения». Это как раз о Тайгере Вудсе. Человек, ставший иконой благодаря хладнокровию и сосредоточению в моменты колоссального напряжения, человек, способный при желании остановить свой замах (его скорость достигает двухсот километров в час), чемпион в самом спокойном виде спорта попал во власть буйных течений, укрывшихся за гладким поведением. Вам скажет любой опытный капитан жизненных морей: то, что видно на поверхности, не имеет значения, — убивает то, что скрывается под водой.
Тайгер Вудс мог справляться с соперниками и невообразимым давлением на поле и вне его, преодолевать бесчисленные препятствия в карьере. Но он не сумел сделать то же самое со своими внутренними демонами. Проросли семена несчастий, когда-то давно брошенные на благодатную почву.
Отец Тайгера Эрл был сложным человеком. Он родился в бедности; как чернокожий, прошел через худшие времена расизма и сегрегации. Ему удалось поступить в колледж, а потом стать «зеленым беретом» во Вьетнаме. Эти успехи успешно маскировали глубинные течения: нарциссизм, эгоизм, нечестность и жадность. Чего стоит только возвращение из второй командировки во Вьетнам с новой женой: Вудс-старший не счел нужным хоть как-то проинформировать о смене статуса предыдущую жену и их троих детей.
Тайгер родился в этом втором браке. Эрлу было сорок три, и перспектива стать в очередной раз отцом его не особо обрадовала. Пока Тайгеру не исполнился год и он не начал уверенно держаться на ногах, отец сажал ребенка на стул, а сам бил в гараже по мячу. По сути, неестественная одержимость Тайгера гольфом сформировалась именно во время наблюдения за отцом: мальчик не играл, как положено обычному ребенку. По семейной легенде, в девять месяцев он выбрался из детского стула, подобрал клюшку и ударил по мячу.
