Я наслаждаюсь мгновениями покоя, зная, что он не продлится, и направляюсь за Бренданом в свою комнату. Бросаю сумку на новую кровать, объявляю во всеуслышание, что собираюсь переодеться, и закрываю дверь. Затем подхожу к комоду – я сразу решаю, что там будет стоять мой кассетник, – и тяжело опускаюсь на пол, прислонившись к комоду спиной.
Делаю несколько глубоких вдохов. Признать, что мне нравится наш новый дом – и даже сам этот город, – словно отказаться от своей старой жизни.
Я достаю телефон и открываю приложение «Флэш-Фэйм». А затем закрываю. Мне известны правила, ведь я прочитал папин контракт: «Чтобы соответствовать сюжету, установленному ведущим и продюсерами «Падающих звезд», нельзя публиковать потоковое или записанное видео без предварительного согласия и указаний ООО «Стар-Вотч Медиа»».
Значит, они не настаивают, чтобы я закрыл свои учетки в соцсетях, однако хотят их контролировать – что еще хуже. Ноющая боль внутри усиливается, и я набираю сообщение для Деб:
«Думаю, я так и поступлю. Технически я ведь ничего не подписывал, ведь так? Они не могут подать на меня в суд или еще как-то прицепиться, правильно?
…Правильно?»
Я планировал сделать апдейт еще в дороге и сообщить подписчикам, что намечается небольшой перерыв, но в машине это сделать не получилось, а во время остановок и в гостиничных номерах конфиденциальность предполагается весьма мизерная – то есть, по сути, ее вовсе нет.
Но теперь, осознавая, что моя мечта угасает, словно свеча, я не могу заставить себя на это пойти. Я не могу… нет, я не позволю «Стар-Вотч» себя контролировать.
Я откашливаюсь и рассматриваю свое изображение в камере. Темная челка падает на глаза, волосы на затылке топорщатся. Что ж, это будет не самый лучший мой эфир, но долго он не продлится.
Как только я выхожу на связь, счетчик зрителей начинает расти. Я делаю минутную паузу, позволяя подписчикам отреагировать на уведомление, которое они все получили на свои телефоны, прежде чем начать. Улыбаюсь и комично указываю на свою шевелюру, пока количество зрителей из сотен постепенно превращается в тысячи. И это днем в среду.
«Кто все эти люди? – гадаю я. – Почему их это так волнует?»
А потом я перестаю об этом раздумывать, потому что мне нравится быть знаменитым. При мысли о том, что меня хотят заставить закрыть аккаунт, сердце пускается вскачь. Забросить все, над чем я так долго работал. К тому времени, как я вернусь в Нью-Йорк, у меня… ничего не останется.
– Привет всем, – говорю я слегка писклявым голосом. На вкладке «Зрители» отображается цифра 2000. – У меня для вас, эм, чертовски горячие новости, так что приготовьтесь.
На меня снисходит вдохновение. У меня снова есть история, которую стоит рассказать. И она моя собственная.
– Не буду затягивать со вступлением, – говорю я, решая наконец сорвать покров тайны. – Вы все начали замечать, что я уклоняюсь от вопросов, касающихся НАСА и миссии «Орфей», и теперь пора рассказать почему. Двадцатый и последний астронавт, принятый в проект «Орфей», это не кто иной, как… Кэлвин Льюис. Нет, не я, а мой отец, Кэлвин Льюис – старший. Я веду сейчас прямой эфир из Клир-Лэйк, штат Техас, куда мы только что переехали. Узнаете этот комод? А эту комнату? Нет? По правде говоря, я тоже, но если мне придется пройти этот путь, мы с вами много чего подобного насмотримся в будущем, так что будьте наготове.
Я встаю, прохожусь по комнате, а потом растягиваюсь на мягком матрасе, не забывая держать камеру высоко над головой.
– Что ж, да, возможно, я только что поведал сенсационную новость, но, если не возражаете, перейдем к деталям. Мой отец – пилот, который, похоже, и впрямь стал астронавтом, и вместо того чтобы полететь на самолете, мы всей семьей отправились в трехдневную поездку в Техас. Не врубаюсь зачем, но зато у меня теперь есть очень подробный обзор отеля «Хиггинсвилль холидэй», что расположен на шоссе 49, в Миссисипи. Как бы мне ни нравилось проводить время с предками, – тут я делаю паузу, – еще одной такой поездки мне не выдержать.
Следующие пять-десять минут я провожу, во всех подробностях (впрочем, весьма скучных) рассказывая о нашем адском путешествии, пока в дверь не заглядывает моя мама.
