- И столько же лет секретарем парткома?
Симонян засмеялся:
- Первый год я секретарем. А раньше был монтажником. Помню, вернулся с фронта, пришел на завод - пятый цех тогда строили. Тот, что возле котельной. В том цеху я и получил трудовое крещение.
- Вы долго были на войне? - спросил я.
Симонян цочему-то не ответил. И через минуту-другую задумчиво произнес:
- Странный ты какой-то, Левой!..
- Чем?
- Не знаю. Только вижу, чувствую - странный. Чудной малость.
- Это плохо?
- Нет. Сейчас нам таких очень даже недостает. Особенно среди молодежи. В голове у них все больше развлечения и ерунда. Не знаю, может, я ошибаюсь. Но так мне кажется. А может, я чуть от времени поотстал. Не знаю.
- Я тоже не очень вникаю и не знаю, что делается вокруг.
- А должен бы. Но это, наверно, потому, что ты сам себя еще не очень знаешь.
Я не стал возражать.
- У вас в институте там что-то не очень ладится, - переменил он тему разговора.
- Не знаю...
- Я все не могу понять, что происходит. Почему не дают людям работать во всю силу. В ком и в чем помеха.
- Не знаю.
- А может, никто никому ни в чем вовсе и не мешает?..
- Не могу сказать...
- Может, у вас просто маловато чудаков? - спросил Симонян.- Ты что, сегодня не в-духе?
- Есть малость.
Он не уточнял, отчего я не в духе. А если бы поинтересовался, я бы рассказал ему, как сегодня в полдень Джуля без лишних слов вдруг заявила мне: "Я хочу дать тебе добрый совет": "Слушаю тебя".
"Ты работаешь над какой-то темой".
"Да".
"И один".
"Один".
"Говорят, тема серьезная".
"Не знаю, возможно".
"Не скромничай,- сказала Джуля.- Наверно, и папа тебе помогает?" "Конечно, помогает".
"И ты один будешь работать над серьезной темой?" - с укором сказала она.
"Предпочел бы один. Если нельзя, не стану".
"Работай. До разве плохо, если, скажем, силами коллектива... Совместно... Ты понимаешь меня? У нас говорят: веник по прутику переломаешь, а весь, целиком, надвое не сломишь".
"Верно говорят".
"Я примерно о том же... Почему ты отказываешься работать с Рубеном? Если тема серьезная, в перспективе полезная делу, так надо по возможности быстрее довести ее и сдать производственникам!" "Я же сказал, дто предпочитаю пока работать один".
"Напрасно, Левой. Говорю тебе по-дружески,- Джуля нервно вертела в руках толстый синий карандаш.- Ты стремишься отколоться от коллектива".
"Ну разве у меня нет права самому заинтересоваться и заняться тойили иной темой?" "Дело твое! - сухо сказала Джуля.- Но если ты станешь упорствовать, мы будем вынуждены принять меры".
"Угрожаешь?" " П ре дупреждаю ".
"Спасибо, Джуля. Но знай, с Рубеном я никаких дел иметь не буду. И никто меня не заставит".
"Комсомол заставит".
"Не спекулируй. Ты, во всяком случае, не есть комсомол".
"Смотри какой философ!" "Может, ты потрудилась бы переменить, тон? А то некрасиво получится! Придется мне грубить двоюродной сестрице".
"Перед тобой не сестрица, а секретарь комитета комсомола!" - повысив голос, отчеканила Джуля.
Я опешил.
"Буду разговаривать с Айказяном". Джуля поднялась, давая понять, что разговор окончен.
"Не буду с ним работать",- сказал я.
" Будешь!" "Пристроила хахаля, да еще хочешь, чтоб с ним цацкались!" процедил я и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты...
Если бы Симонян спросил, я бы непременно рассказал ему, отчего я не в духе.
Мы подошли к остановке девятого троллейбуса.
- Дальше поеду,- сказал я.- Иначе до утра не доберусь домой.
- А я уже почти дошел. Сейчас придется давать жене объяснения за такое опоздание. Без этого она у меня не может. Ты женат?
- Даже успел развестись,- ответил я.
- Давно? - удивился он.
- Да уж недели две-три.
- Чепуха. Помиритесь. Прощай.
Он свернул направо, а я бросился к уже трогавшемуся троллейбусу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
- Мы решили сегодня съездить в Цахкадзор,- сказал Рубен.- Поедешь с нами?
- Зимой в Цахкадзор?..
- Конечно, дорогой. Неужто не слыхал, что в Цахкадзоре зимой прекрасно можно кататься на лыжах?
- И все же я не поеду.
- Ты, брат, консервативный мужчина... Тьфу, не то сказал! - Рубен усмехнулся и полушепотом добавил мне на ухо: - Если точнее, то ты сейчас вообще никакой не мужчина.
