Лена распалялась все больше и больше, щедро делясь собственным опытом. Настя слушала вполуха, думая только о том, как быстрее выйти из этого диалога: слишком уж явно слышались радостные нотки в голосе Лены. Злорадство бабское. Мол, не одна я такая, у всех бывает. И ты, мол, Настенька, тоже хлебни…
– А раньше ты что, ничего такого за ним не замечала, да, Насть?
– Нет, не замечала… Да я и не старалась как-то…
– Ну и зря! Надо все время руку на пульсе держать, ты что! Карманы проверять, в телефоне контакты просматривать, переписку опять же… Хотя кому я это говорю, господи? Ты ведь у нас не такая, Настенька… Это мы из простых, а ты…
Лена вдруг замолчала на полуслове, будто спохватилась, что скажет что-то неправильное. И тут же голос ее зазвучал в другой тональности, в ласково-просительной:
– Ой, Насть… Я ведь совсем забыла… Я ж тебя попросить хотела! Ты мою двоюродную сестру не посмотришь? Ну, ей бы анализы по-быстрому организовать, УЗИ пройти, кардиограмму… Ей карту санаторную срочно оформить надо, а сама ведь знаешь, как нынче по врачам ходить, как у каждой двери по два часа сидеть надо… Можно она подойдет, когда тебе будет удобно, Насть?
– Хорошо, пусть приходит… Завтра, во второй половине дня. Третий этаж, кабинет триста одиннадцатый.
– Ой, спасибо, Насть… Я в долгу не останусь, обещаю. И вообще… Нам надо почаще созваниваться, мы ж с тобой не чужие, правда?
– Да, Лен… Обязательно… Извини, я больше не могу говорить. Пока, Лен…
Новая информация так оглушила ее, что сидела еще долго в кресле, поджав ноги и глядя в одну точку. И почему-то сильно сжимала телефон в ладони, будто хотела выдавить из него послевкусие плохого разговора. Даже мыслей никаких в голове не было: ни возмущенных, ни отчаянных, ни испуганных. Никаких. А потом накатило вдруг изумление – да как же так-то, как же так получилось, ведь все у них было хорошо с Валей… Прекрасные отношения, налаженный быт, хлопоты с детьми – все, как бывает в счастливых семьях! Да он даже ни одной претензии за все время ни разу ей не высказал, недовольства не проявил! Как же так-то?! Как?
Или было недовольство? И претензии были – не высказанные? Просто она так растворилась в своем бытовом счастье, что не замечала ничего? Неужели она была так слепа, господи? Так любила безоглядно – до слепоты? Слишком старалась быть ему хорошей женой, а детям – хорошей мачехой?
Но ведь нет ничего ужасного в том, что она старалась… Разве можно за это наказывать? Разве можно вот так… Подло обманывать? За что? За что! За что-о-о-о…
Странно, но слез почему-то не было. А было одно желание – получить ответ на свой вопрос: за что? Немедленный причем ответ…
Подняла руку с телефоном, разжала ладонь, дрожащими пальцами кликнула номер Валентина. Долго слушала длинные гудки, пока не ткнулся в ухо металлический голос оператора – мол, абонент не отвечает, перезвоните позже.
Значит, трубку не берет. Не слышит. Занят. Так занят, что любые звонки – лишние. И лучше даже не представлять, чем он сейчас занят…
Но как, как не представлять-то? Разве внутренним приказом заставишь себя не представлять?
Надо на что-то отвлечься, вот что. Иначе можно с ума сойти. Да хотя бы с места сдвинуться, на ноги встать… Чего сидит в кресле, как изваяние?
И тут же вздрогнула от звонка в дверь – длинного, требовательного. Так только девчонки звонят – сколько раз им выговаривала, что нельзя так ее пугать! Ведь ключи есть, можно самим дверь открыть… Или это Валя пришел?
Бросилась в прихожую, кое-как справилась с замком – слишком руки дрожали. Распахнула дверь…
За дверью стояли девчонки, как-то странно обнявшись. У Оли лицо испуганное, у Поли – почти страдальческое. Оля проговорила быстро:
– Мам… Поля ногу потянула, я ее кое-как довела до дому… Как раз в том месте и потянула, в щиколотке, где болело после тренировки! Я тебе звонила, звонила, и все время было занято!
– Да, занято… Я с тетей Леной долго разговаривала… Поля, давай, я тебе помогу…
– Ой, больно, мам! – вскрикнула Поля, когда она подхватила ее с другого боку.
– Потерпи… Сейчас до кресла доковыляем, ты сядешь, и я тебя посмотрю…
