Шутовской хоровод - страница 75
— Да, но история молодой женщины, вышедшей замуж четыре года назад, — воскликнул Гамбрил в клоунском восторге, — и оставшейся до сего дня невинной девушкой, — какая находка для моих мемуаров! — В зачарованной темноте он изучил ее юное тело. Он посмотрел на свои пальцы: они знали ее красоту. Он забарабанил по скатерти первые аккорды двенадцатой сонаты Моцарта. — И даже спев свой дуэт с Дон-Жуаном, — продолжал он, — она осталасьдевушкой. Есть целомудренные наслаждения, сублимированная чувственность. В этом сладострастии больше остроты, — и жестом владельца ресторана, выхваляющего специальность фирмы, он поцеловал кончики пальцев, — чем во всех более грубых блаженствах.
— О чем это вы? — спросила миссис Вивиш.
Гамбрил допил стакан.
— Я говорю эзотерически, — сказал он, — для собственного удовольствия, не для вашего.
— Вы лучше расскажите еще что-нибудь о бороде, — предложила миссис Вивиш. — Мне она страшно понравилась.
— Ладно, — сказал Гамбрил, — попробуем сохранять последовательность в бесчестии.
Они долго сидели, покуривая папиросы; было уже половина четвертого, когда миссис Вивиш выразила желание уйти.
— Почти пора пить чай, — сказала она, взглянув на часы. — Одна чертовская еда задругой. И ни одного нового кушанья. И с каждым годом все больше надоедают старые. Омар, например, — как обожала я когда-то омаров! А сегодня — по правде говоря, Теодор, только ваши разговоры помогли мне доесть омара.
Гамбрил приложил руку к сердцу и поклонился. Им вдруг овладело глубокое уныние.
— Или вина: когда-то Орвието казалось мне божественным напитком. А этой весной, когда я была в Италии, оказалось, что это всего лишь грязноватая разновидность скверного Вуврэ. Или те мягкие конфеты, которые они зовут «фиат»; раньше я объедалась ими до тешноты. А на этот раз в Риме меня затошнило прежде, чем я доела первую конфету. — Миссис Вивиш покачала головой. — Одно разочарование за другим.
Они вышли темным пассажем на улицу.
— Мы едем домой, — сказала миссис Вивиш. — Сегодня у меня нет сил делать что-нибудь еще. — Посыльному из ресторана, открывавшему дверцу такси, она дала адрес своего дома в Сент-Джемс. — Неужели нельзя вернуть прежнюю остроту ощущений? — утомленно спросила она, когда они медленно ехали по запруженной Риджент-стрит.
— Если гнаться за ней, то нельзя, — сказал Гамбрил, в котором клоун исчез окончательно. — Если сидеть неподвижно, она, может быть, вернется сама… Тогда услышишь слабый звук приближающихся сквозь тишину шагов.
— И не только с кушаньями так, — сказала миссис Вивиш, сидевшая, закрыв глаза, в своем углу.
— Охотно верю.
— Со всем на свете так. Все теперь не такое, как раньше. И чувствуешь, что никогда не будет таким.
— Никогда, — каркнул Гамбрил.
— Никогда больше, — отозвалась миссис Вивиш. — Никогда больше. — Но слезы так и не подступали к глазам. — Вы знали когда-нибудь Тони Лемба? — спросила она.
— Нет, — ответил Гамбрил из своего угла. — А что?
Миссис Вивиш не ответила. В самом деле, что можно сказать о нем? Ей представились его очень ясные синие глаза и золотистые русые волосы, которые были светлее коричневого лица. Коричневое лицо и шея, красно-коричневые руки; а вся остальная кожа была у него белая, как молоко.
— Я была очень привязана к нему, — сказала она наконец. — ВОт и все. Он был убит в тысяча девятьсот семнадцатом, как раз в это время. Кажется, это было так давно, не правда ли?
— Разве? — Гамбрил пожал плечами. — Не знаю. Прошлое уничтожено. Vivamus, mea Lesbia.[92] Если бы у меня было не такое подавленное настроение, я обнял бы вас. Это было бы некоторым возмещением за мое… — он постукал концом трости по своей ноге, — за мой несчастный случай.
— Вы тоже подавлены?
— Никогда не нужно пить за завтраком, — сказал Гамбрил. — Тогда весь день будет испорчен. Кроме того, никогда не нужно думать о прошлом или заглядывать в будущее. Таковы сокровища древней мудрости. Но, может быть, после чашки чая… — он нагнулся вперед, чтобы рассмотреть цифры на счетчике, потому что машина остановилась, —..после глотка возбуждающего таннина… — он распахнул дверцу, — …мы почувствуем себя лучше.
