— Вы просто ужасны, — сказала она. Колмэн улыбнулся ей. И все-таки она не ушла.
— Кто не со мной, тот против меня, — сказал Колмэн. — Если вы не в состоянии быть «с», тогда уж решительно выступить «против», чем быть просто отрицательно-безразличной.
— Вздор! — слабо запротестовала Рози.
— Когда я называю свою возлюбленную нимфоманкой и сукой, она вонзает мне в руку перочинный нож.
— И что же, вам это доставляет наслаждение? — спросила Рози.
— Огромное, — ответил он. — Это гнусно до последней и самой низкой степени и в то же время исполнено глубочайшего извечного смысла.
Колмэн замолчал; Рози тоже ничего не сказала. Напрасно она желала, чтобы на месте этого опасного, грозного дикаря оказался Тото. Мистер Меркаптан должен был бы предупредить ее. Но ведь он же предполагал, что она уже знает этого субъекта. Она подняла на него глаза и увидела, что его блестящие глаза пристально смотрят на нее; он беззвучно смеялся.
— Вы не хотите узнать, кто я такая? — спросила она. — И как я сюда попала?
Колмэн кротко покачал головой.
— Отнюдь нет, — сказал он.
Рози почувствовала себя еще более беспомощной.
— Почему? — спросила она самым смелым и дерзким тоном, на какой только она была способна.
Колмэн ответил ей вопросом на вопрос:
— Зачем?
— Это было бы законное любопытство.
— Но я знаю все, что хочу знать, — сказал он. — Вы — женщина, или по крайней мере обладаете всеми вторичными половыми признаками таковой. Разрешите мне добавить, что развиты они не слишком пышно. Ноги у вас не деревянные. Ваши веки порхают по вашим глазам вверх и вниз, как подвижная штора сигнального фонаря, выводя на общепринятом коде буквы А. М. О. R.[129] — а не C.A.S.T.I.T.A.S.,[130] или я очень ошибаюсь. Ваш рот выглядит так, точно он умеет и целовать, и кусать. Вы…
Рози вскочила с места.
— Я ухожу, — сказала она.
Колмэн откинулся на спинку стула и заржал.
— Кусайте, кусайте, кусайте, — сказал он. — Тридцать два раза. — И он принялся открывать и закрывать рот как можно быстрей, так что зубы защелкали с сухим костяным звуком. — Каждый кусок тридцать два раза. Так сказал мистер Гладстон. А уж кому знать, — он снова защелкал своими острыми белыми зубами, — кому знать, как не мистеру Гладстону.
— Прощайте, — сказала Рози, открывая дверь.
— Прощайте, — ответил Колмэн и сейчас же вскочил на ноги и погнался за ней.
Рози вскрикнула, выскользнула за дверь и, захлопнув ее за собой, перебежала через переднюю и завозилась с замком наружной двери. Он не отпирался. Она дрожала от страха, ее тошнило. Дверь позади нее с треском распахнулась. Раздался взрыв хохота, и руки Дикаря легли ей на плечи, его лицо выглянуло из-за ее плеча, и белокурая борода, перепачканная кровью, защекотала ей шею и лицо.
— Ох, не надо, не надо! — умоляла она, отворачивая голову. Потом вдруг разразилась горючими слезами.
— Слезы! — в экстазе закричал Колмэн. — Настоящие слезы! — Он порывисто нагнулся, осушая их поцелуями, глотая их на лету. — Я пьянею, — сказал он, поднимая голову, как цыпленок, глотнувший воды, и причмокнул губами.
Безудержно рыдая, Рози никогда в жизни не чувствовала себя менее похожей на знатную пресыщенную леди.
— Итак, — сказал Гамбрил, — я снова здесь.
— Уже?. — Нестерпимая головная боль заставила Майру Ви-виш после завтрака с Пайерсом Коттоном вернуться домой отдыхать. Она накормила свою алчную болезнь пирамидоном и теперь лежала на кушетке с обивкой по эскизам Дюфи под своим портретом во весь рост работы Жака-Эмиля Бланша. Ее головная боль не прошла, но ей было скучно. Когда горничная доложила о Гамбриле, миссис Вивиш приказала впустить его. — Я очень больна, — сказала она голосом умирающей. — Посмотрите на меня, — она показала на себя, — и на меня же. — Взмахом руки она указала на портрет, легкий и блестящий, как шампанское. — До и после. Как рекламы, знаете. Каждая картина рассказывает повесть. — Она слабо рассмеялась, потом сделала гримаску и, втянув воздух полуоткрытыми губами, приложила руку ко лбу.
— Дорогая Майра, — Гамбрил пододвинул стул к кушетке и уселся, как врач у изголовья пациента. — До и после — чего именно? — спросил он почти по-докторски.
