Лани и Бол наслаждались происходящим, купаясь в лучах славы. Все они, спутники нового короля, стояли за спинкой установленного на площади трона, и на них скрещивались взгляды многих тысяч людей. О них судачили ремесленники и домохозяйки, рыцари и маги – все, кто сегодня собрался на центральной площади Тарона. Ими восхищались, им завидовали.
А ему, варвару, было скучно и немного грустно. Сказка закончилась. Он был лишним в этом счастливом, ликующем мире. Коронация, раздача пряников (новому королю без раздачи пряников нельзя) – и все. Умерших не вернешь. Он, варвар, чувствовал себя потерянным в этой огромной толпе. Потерянным и страшно одиноким. Куда более одиноким, чем тогда, в лесу. Перед тем, как встретил Тилу…
На его плечо опустилась рука. Варвар дернулся, как от удара, резко обернулся. И встретился взглядом с Талем.
– Мы с тобой, – сказал тот, не обращая внимания на торжественную церемонию. – Мы по-прежнему с тобой, бродяга. Держись.
Варвар открыл рот для того, чтобы достойно ответить… и неожиданно заплакал. Не от боли и не от счастья. Просто от невозможности высказать словами то, что он сейчас чувствовал.
Кто сказал, что мужчины не плачут? Быть сильным – отнюдь не значит уметь скрывать свою слабость… Сильный и черствый – это ведь совсем разные вещи…
На другое плечо опустилась тонкая кисть Лани. Рыжеволосой ведьмы, которая только пауков одних и боялась.
– Мы с тобой, – тихо повторила она слова Таля. – Мы разделим твою печаль. Мы отгоним твое одиночество. Мы здесь, рядом…
– Это хорошо, – сквозь слезы, улыбнулся Нанок.
– Хозяин, давай башку кому-нибудь открутим? Или хочешь, я тебе сказку расскажу? Однажды некий принц вдруг стал королем…
– А некий шут – премьер-министром, – фыркнул, обернувшись, Лемур. – Что хнычешь, дубина кассарадская? Клянусь Беодлом, я не глядя поменялся бы с тобой местами. Орье этот… надо же так подставить ни в чем не повинного шута! Друг называется!
– Не буду я с тобой меняться, – пробурчал варвар. – Обманешь небось наивного человека из Кассарада. С вами, цивилизованными, ухо востро надо держать. И секиру наготове… иначе и уха этого самого лишишься…
– Да ладно, братан, не грузись, – заявил Боресвет. – Ну хочешь, я тебе, в натуре, башку колдовскую подарю? Вот принц наш корону сейчас напялит, отмечать пойдем… Давненько я не нажирался, если вдумчиво разобраться…
– Вроде позавчера пили на дне рождения? – недоуменно спросил бывший шут, загибая пальцы по дням. – Или позапозавчера? Что-то у меня с чувством времени неладно…
– Да это разве пьянка? – справедливо возмутился Боресвет. – Это так… разминка была. Я же до последнего момента все помню!
– Это до которого? – ехидно поинтересовалась Лани.
– Гм… а вот этого – не помню, – сознался воин, почесав в затылке.
Таль с удивлением обнаружил, что пожилой священник в мантии архиепископа прервал свою речь и теперь вся толпа слушает исключительно их разговор, затаив дыхание. Что и говорить, для простого люда беседа о пьянках куда ближе, чем непонятные слова о величии и справедливости. Не так уж далеко мы и ушли от варваров, подумал Таль.
– Если вы уже закончили, я хотел бы вернуться к своей коронации, – невозмутимо заметил все еще принц. – Разговоры о пьянках можно и отложить… до ближайшей пьянки хотя бы. И уж совсем не дело говорить о столь увлекательных вещах, когда будущий король изволит страдать под грузом будущей же короны.
Участникам беседы сразу стало стыдно, и они замолчали. Нанок чувствовал плечом плечо Таля и едва заметно улыбался. Парень прав. Он не один. А рядом с друзьями – какое может быть, к Беодлу, одиночество?
– Ты здорово вырос, ученик. – Голос Учителя был ласковым и каким-то печальным. – Я рад за тебя. Скажу по секрету, ты был самым лучшим, самым перспективным из моих учеников. Сделай так, чтобы ты пошел дальше своего Учителя. Я хочу гордиться тем, что ты стал лучше, сильнее, выше меня… Тем, что мои усилия не пропали даром.
– Так говорят только при прощании, – грустно заметил Таль. – Учитель… неужели это все? Неужели мы расстанемся?
– Да, Ларгет. Когда птице становится тесно в клетке, ее отпускают на волю. Ты перерос свою клетку, давно. Лети, мой птенец, расти, учись на свободе… а потом возвращайся. Взрослой, оперившейся, мудрой птицей – возвращайся. Если ты думаешь, что мне больше нечему тебя научить, то ты глубоко ошибаешься. Но сейчас для тебя важнее свобода, чем мертвые знания. Лети, мой птенец…
