После недолгой паузы последовал удар в дверь.
Лидочка отбежала на цыпочках к окну – посмотрела вниз – в комнате не было балкона, внизу, метрах в четырех, был тротуар. Обняв фонарный столб, сидел пьяный.
– Мас-ка! – сказал голос из-за двери. – Мааска! Я тебя знаю! Ты будешь моей, ты будешь вопить в моих объятиях!
Человек засмеялся и тут же продолжил трезво:
– На втором этаже есть камин. Я видел у печки ухват. Его достаточно, чтобы взломать дверь. Клянусь честью! Жди, птичка!
Лидочке слышно было, как преувеличенно твердые шаги удалились по коридору. За каждым тянулся хвостик тонкого звона – на нем были сапоги со шпорами!
Она считала секунды и не смела подойти к двери – пьяный мог караулить за углом. Но если он принесет лом или что-то подобное, то легко вскроет дверь.
Лидочка решилась. Она схватила сумку и приоткрыла дверь. Коридор был пуст. Тусклая голая лампочка светила из остатков разбитого абажура.
Лидочка со всех ног побежала по коридору и, когда увидела, что одна из дверей впереди резко открывается, – побежала еще быстрее, надеясь проскочить это место, но не успела и столкнулась – больно, висок расшибла – с лохматым мужчиной в синих очках, одетым в старую солдатскую шинель, – даже в тот момент Лидочка сообразила, насколько породистость носа и осанка не соответствуют одежде. Мужчина охнул, Лидочка вскрикнула, отлетая к стене, и, распластанная, руки как на Голгофе, пискнула:
– Простите, я нечаянно!
Мужчина покачал пышной шевелюрой и произнес:
– Такие времена, такие нравы. Вы не помните, как это звучит по-латыни?
Лидочка тут же побежала дальше – лестница была темной, дверь внизу прикрыта, но не заперта – через минуту Лидочка оказалась в фойе.
Портье с удивлением повернул голову, и Лидочка поняла, что он более всего похож на кондора или грифа с картинки из папиного Брэма. Голова голая, костяной желтый клюв и жабо вокруг тонкой шеи – шарф, замотанный, видимо, от простуды.
– Если так будет продолжаться, – закричала Лидочка, полагая, что говорит внушительно и негромко, – я тут же иду в полицию! Что это такое?
– А что такое? – спросил заинтересованно портье. – Я ничего не слышал.
– Полиция! – сказал лохматый мужчина в синих очках, спустившись по главной лестнице и подходя к стойке. – Полиция сама скоро будет в тюрьме, а пока что она прячется по домам. Власти, должен вам сказать, больше нет. Никакой власти! Каждый – сам власть! Наступили времена апокалипсиса, о которых наша партия предупреждала. А вы, девушка, возьмите платок и промокните кровь.
Откинув полу шинели, мужчина вытащил чистый платок и протянул Лидочке.
– Эта девица, – пояснил он, обернувшись к портье, – пыталась меня забодать. Я возмущен до глубины души!
Лидочка приложила платок ко лбу. Она посмотрела – на платке была кровь, немного, но была.
– Как только вас отпускают папа и мама, – проворчал мужчина. – Смочите платок водой. Георгий Львович (это относилось к портье), пропустите ребенка за стойку, пускай она возьмет графин.
– Я сам, – сказал портье, – разрешите платочек.
Лидочка покорно отдала платок.
– А вы отбываете, мосье Мученик? – спросил портье у старика.
– Тише, я здесь инкогнито, – театрально прошептал мужчина. – Я секретно проверял нашу организацию. Меня не должны узнать.
– Если вы думаете, кто-нибудь поверит тому, что вы солдат, – сказал портье, – то глубоко ошибаетесь.
– Я не солдат, а я бывший солдат, – ответил Мученик. – Не ездить же мне в такие дни в собственной бобровой шубе?
Покачиваясь и стараясь при том делать вид, что совсем не пьян, по главной лестнице спускался широкоплечий военлет с рукой на червой перевязи.
– Глоток воздуха! – воскликнул он театрально, обернувшись к портье. – Желаю здравствовать!
Лидочка узнала голос и хотела спрятаться за лохматого. Но военлет на нее не обращал внимания, а Мученик просил:
– Что вам надо?
– Господин Васильев, – сказал портье, – в одиннадцать я запираю двери!
– Еще чего не хватало! Это гостиница, а не приют благородных девиц!
– Такие времена, – сказал мужчина в синих очках, – такие нравы.
– Вот и отлично, – сказал Васильев. – Тогда вы, господин Мученик, дадите мне триста рублей. А я вас не застрелю.
