Третье мая 1979 года. Истина, ежедневно являющая нам свою непреложность, сейчас, в двадцать первом веке, протискивающаяся в нашу жизнь сквозь любую щелочку, любую лазейку, пока еще пребывает в статусе тайны, что здорово облегчает существование. И эта непознанная истина такова: все изменяется. Неотвратимо изменяется. Нам, стоящим на краю откровенно и постоянно рушащегося под ногами обветшавшего мира, сложно теперь представить, что в конце семидесятых эта очевидность еще пряталась под привычным старым ковриком. Хотя об нее и тогда уже многие спотыкались и, рухнув, растерянно озирались, не понимая, почему они брякнулись, набив шишку на лбу и разодрав колени. Кто бы мог подумать, что Англия конца семидесятых будет казаться настолько чужой. Узнаваемой, конечно, но с большим трудом. Поразительный феномен, ведь с тех пор прошло всего каких-то двадцать с лишним лет.
Инфляция, переход на десятичную систему, трехдневная рабочая неделя, хаос в производстве, скачок цен на нефть, ирландские террористы приносят в кейсах и пакетах бомбы на английские улицы, подкладывают их в урны. Эпоха, наполненная (как, впрочем, и любая другая) роковым нарастанием отрицания всего и вся, нетерпимости. Происходит много всякого разного, это факт, но люди предпочитают утешаться фактами гораздо более весомыми, основательными и приятными — по большому счету все идет по-старому. Королева по-прежнему на троне и по-прежнему любима всеми подданными, за исключением горстки горластых панков. Англия частенько спотыкается, но все еще хорохорится. Профсоюзы воюют с собственными начальниками и с правительством; когда обе стороны не могут прийти к единому решению, вмешиваются тори или лейбористы. Кофе — растворимый. Хлеб продается уже нарезанным. Погода дождливая. Машина (у Чарли Бака) — "триумф-толедо", модель 1973 года, цвет сливовый, стартер постоянно заедает.
Сегодня, третьего мая, Чарли задействован в забастовке. Чарли, как когда-то его отец, работает наборщиком в корпорации "Таймс". И также, как когда-то его отец, участвует в забастовках, это, в сущности, уже традиция, ритуал. Они никого особо не пугают и не удивляют. Хотя по поводу этой забастовки сокрушаются и политики, и граждане, которые нынче не бастуют, и газеты, но таковы особенности жизненной фактуры на данный исторический момент в данной стране. Нет, нас никогда не оставит тяга к промышленным переворотам, и никогда не перестанут расти цены, и пиво всегда будет теплым и темным, с металлическим фабричным привкусом. Если в Англии и существует общенародная вера, то это вера в незыблемость традиций и привычек.
Чарли Бак время от времени дышит на пальцы, пытаясь их согреть: холод страшный, весна называется… Чарли уже семь с лишним часов мается в пикете, выстроившемся на Грейз-Инн-роуд. Посреди мостовой чадит жаровня с тлеющими углями, прямо напротив входа в офис, где обитают начальники их газеты.
Как и большинство его соотечественников, Чарли знает все заранее, и потому его гложет нетерпение, порожденное предсказуемостью происходящего. Поначалу забастовка (на этот раз они что-то долго волынят) всегда воспринимается как развлечение, пусть и на любителя. Смутно припоминается война: та же уверенность в неизбежности победы, даже в самые опасные моменты; причем, как ни странно, именно в эти моменты война казалась особенно томительноскучной, ведь еще столько времени надо ждать, пока все свершится, пока победа будет за нами…
