Вообще-то я был обижен на общество, потому что в свое время они практически выставили меня на улицу и даже отобрали большую адидасовскую сумку. Но звонивший был так мил, что я решил не ворошить старые обиды, спросил только, в чем будет состоять моя роль почетного гостя, и выяснилось, что речей держать не придется, делать я смогу все, что захочу, нужно будет только встать, представиться и позволить себе поаплодировать, так что я согласился прийти. Решил, что буду изучать жизнь.
Так вот, я приехал в резиденцию общества на такси, я ведь не был там больше двадцати лет; здание стояло там же, только увеличилось примерно вполовину, травяное поле тоже осталось на своем месте, и огромный дом. Я немного нервничал перед тем, как войти, думал, что я же никого там не знаю, пропустил несколько кружечек пива, но не успел я показаться в холле, как ко мне подошел сам председатель клуба, взял меня за руку, как будто я был одним из правителей страны, и представил другим почтенным господам, один из них пошел в бар и принес мне водки с тоником, теперь и у всех было налито, мы выпили, и настроение стало невероятно легким. Когда произносилось что-то двусмысленное или забавное, все смеялись — всё было как на вечеринке среди друзей и знакомых… Гости стекались, проходили в зал, садились за столы, меня посадили на почетное место, вместе с руководством общества и другими известными и влиятельными людьми: там были два директора, представитель городской администрации и один депутат. И Эйвинд Шторм, почетный гость. Ели, пили, веселились; мне даже не надо было ходить в бар, все приносили; потом кто-то выступил с пародией, а затем представили меня, сказали добрые слова о том, что мой путь и путь общества пересеклись уже давно и что они гордятся правом называть меня одним из своих членов, я поднялся на кафедру и вспомнил пару коротеньких историй из своей гандбольной жизни. Все долго смеялись, некоторые даже плакали от смеха, и в конце вечера люди потянулись ко мне поблагодарить за то, что порадовал их выступлением. Все это вселяло уверенность в себе. После меня на кафедру поднялся парламентарий, он считался основным выступающим, но говорил не особо хорошо, рассказывал исландские анекдоты с бородой, большинство сальные, но все тоже смеялись, хотя я заметил, что намного меньше, чем над моими историями.
Потом случилась грандиозная пьянка. Председатель и чувак из мэрии попрощались где-то около полуночи, и народ начал понемногу расходиться, но рядом со мной сел депутат, он был сильно навеселе; это был типичный в своем роде человек, седой и с очками в старомодной оправе, в тройке и белой рубашке, с длинным галстуком — он уже давно в парламенте, председатель финансового комитета или заместитель председателя — как-то так к нему обращались; денег у меня было маловато, вот я и подумал, что неплохо бы завести связи в финансовом комитете! Он постоянно предлагал мне понюхать табаку, и я взял немного, чтобы завязать дружбу — никогда раньше не общался с депутатами, — а он громко высморкался и прочистил нос. Стали что-то говорить о том, чтобы пойти в бар и «выпить на посошок», а потом взять такси — мы стали большими друзьями, — деталей я не помню, но так получилось, что некоторое время спустя мы с парламентарием остались вдвоем, бар уже закрывали, он заказал виски и был явно не в настроении заканчивать попойку, так что я пригласил его пойти к нам домой, у меня в холодильнике было белое вино и несколько бутылок пива. Мы сели в гостиной. Я поставил «Кинкс». И тогда понял, насколько парламентарий пьян — он растянулся на софе, волосы всклокочены; и мне пришло в голову, что надо бы его выставить, чтобы не обмочился в гостиной или не наблевал на ковер, но, немного поразмыслив, я подумал, почему бы и не повозиться с человеком, имеющим доступ к государственной казне. Кроме того, я сам уже выбился из сил и, увидев, что этот тип снял костюм, скомкал и его, и рубашку, положил все себе под голову и захрапел у меня на софе с открытыми глазами, я решил пойти к Стефании и лечь.
Я проснулся довольно рано от какого-то чихания. За ним последовали хрипы и сморкание, бормотание и стоны, возня и тяжелое дыхание — был выходной, Стеффа и дети еще спали. Слышно было, что гость в гостиной уже на ногах, хлопнула дверь туалета, он спустил воду, потом снова повозился в гостиной, плюхнулся на софу, в конце концов я встал, надел халат и вышел.
