Он шел по пляжу, насвистывая, как было условленно с Центром, «Интернационал» и среди многих девушек пытался найти русскую радистку, полагаясь на свою интуицию. Интуиция Штирлица никогда не подводила.
Русская радистка стояла у пивного ларька в броско-красном купальнике со звездой на левой груди. В одной руке она держала газету «Правда», а в другой – чемоданчик с рацией и ситцевое платье.
Штирлиц три раза обошел вокруг пивного ларька. Слежки не было. Он не мог рисковать новым агентом.
Радистка Штирлицу понравилась.
– Вы не скажете, который час? – спросил он. Это был пароль.
– Я оставила часы в Москве, – с готовностью ответила радистка.
Штирлиц взял ее под руку, и они прогулялись по пляжу.
– Позагораем?
Радистка кивнула.
Они сплавали до буйков, позагорали, поговорили о погоде в Москве, отослали радиограмму в центр об успешном прибытии радистки, Штирлиц рассказал пару скользких анекдотов. Она деликатно посмеялась, и Штирлиц пригласил ее в ресторан.
– Одну минуту, я только переоденусь.
Штирлиц заехал домой и ровно через минуту вышел в черном, только что постиранном фраке. Этого с ним не случалось с 39-го года.
Когда цивильный Штирлиц с радисткой зашли в ресторан, по залу пронесся удивленный стон.
На полусогнутых подскочил развязный официант с еврейской физиономией.
– Вам как всегда, господин штандартенфюрер? Графин водки и банку тушенки?
Штирлиц наклонился к радистке:
– Хочешь тушенки?
Та отрицательно покачала головой.
– Наглец, – вскипел Штирлиц, – ты что, скотина, не видишь, что я с дамой?
Чтобы загладить свой промах, официант подхалимски захихикал и мерзким голосом спросил:
– У вас опять новенькая?
– Да. Новая радистка, – сказал Штирлиц. Он взял у дамы меню и грязным обгрызенным ногтем отчеркнул добрую половину. – Нам этого… И еще…
– Понимаю, – понимающе ухмыльнулся официант и побежал на кухню.
– Что ты понимаешь, мерзавец? – закричал Штирлиц вдогонку, – коньяку мне и шампанского даме! И чтоб сию минуту! – он повернулся к радистке, – официанты в Германии такие свиньи, вы уж его извините.
И Штирлиц поцеловал радистке руку.
Весь зал сидел с отвисшими челюстями. Пакистанский шпион снимал это невиданное событие на киноаппарат. Агент гестапо ковырял пальцем в носу:
"А что скажет по этому поводу Кальтенбруннер?"
Двое эсэсовцев, ожидая драки, достали недавно отлитые кастеты. Все находились в томительном ожидании.
Штирлиц заказал вальс "Амурские волны" и пригласил радистку на тур.
"Ну, сейчас начнется!" – потерли руки эсэсовцы. Теперь им было все ясно.
Но вальс кончился, Штирлиц проводил даму на место, а драки все не было и не было.
Завсегдатаи были совсем шокированы когда Штирлиц заплатил по счету и, подав даме руку, направился к выходу. Эсэсовец сказал, что это был не Штирлиц, а кто-то другой, агент гестапо возразил, и через минуту началась драка.
Машина Штирлица остановилась у дома, в котором Штирлиц снял квартиру для своей новой сотрудницы. Штирлиц помог даме выйти и они поднялись на третий этаж.
– Куда деть это? – спросила радистка, приподняв тяжелый чемодан с рацией.
– Положите на антресоль, – нежно сказал Штирлиц, – а я сварю кофе.
Радистка прошла в комнату, переоделась в форму лейтенанта войск связи, села к столу, достала наган и, разобрав, начала его чистить.
Вошел Штирлиц с подносом кофе и сел напротив.
Попив кофе, они послушали Чайковского.
– Ну мне пора, – заторопился Штирлиц. Ему не хотелось уходить, и он тянул время.
– Ну я пошел.
Радистка вздохнула.
– А может еще кофе? – спросил Штирлиц, робкий, как школьник.
Радистка кивнула, и он остался.
– Как вас зовут, – поинтересовался Штирлиц.
– Катя.
– Катюша, значит! Хорошее имя. Чисто русское. А меня Штирлиц.
И он пошел варить кофе.
