Так или иначе, но 20 июня (с. с.) 1856 года 71-летний ветеран разведки и политического сыска подал на высочайшее имя прошение. Упомянув о том, что он более сорока шести лет посвятил государственной службе, Адам Александрович писал: «Желал бы и ныне продолжать службу Вашего Императорского Величества, но по расстроенному здоровью я не в состоянии долго нести оную. А потому всеподданнейше прошу… дабы повелено было меня за болезнию от службы уволить»131.
27 июля император Александр II удовлетворил прошение ветерана своей тайной полиции. Адам Александрович был отставлен с «мундиром и пенсией» в размере 2914 рублей 58 копеек серебром в год. Чуть позже Военное министерство сочло возможным предоставить своему бывшему чиновнику132дополнительную пенсию в размере 700 рублей 41 копейка серебром (2500 рублей ассигнациями) 133.
Сагтынскому суждено было прожить еще десять лет. Он умрет в своем доме в Петербурге 25 ноября 1866 года на руках у слепой сестры. Незадолго до кончины 80-летний Сагтынский пережил тяжелый удар – известие о покушении некоего Дмитрия Каракозова на священную особу государя императора Александра II – событие совершенно немыслимое в предыдущее царствование, на охране устоев которого бдительно стоял Адам Александрович. Опасения ветерана политического сыска начинали сбываться…
После его смерти Третье отделение выдаст Жозефине (Иосефе) Александровне единовременное денежное пособие в сумме 300 рублей134. Ходатайство о предоставлении ей пожизненной пенсии за умершего брата будет оставлено без удовлетворения. В ответе из Третьего отделения на имя Жозефины Сагтынской, подписанном его новым управляющим, генералом Н. В. Мезенцовым, говорилось, что «назначение Вам пенсии было бы несогласно с существующими на сей предмет узаконениями, из которых изъятия не допускаются»135.
«Это движение умов… не представляет большой опасности»
«Дело Петрашевского» в освещении французских дипломатов
В ночь с 22 на 23 апреля 1849 года жандармские наряды произвели одновременно 33 ареста в различных районах Санкт-Петербурга. Спустя несколько дней число привлеченных к следствию о «злоумышлении» против устоев государственной власти возросло до 120 человек. Общество было буквально потрясено этим чрезвычайным событием. Ничего подобного давно не было в богоспасаемой Российской империи – пожалуй, с декабря 1825 года.
На протяжении восьми последующих месяцев, пока шло следствие, власти старались предельно ограничить информацию по этому таинственному делу, что порождало самые невероятные слухи. Кое-что прояснилось лишь к концу декабря 1849 года, когда Военный суд вынес приговор двадцати обвиняемым, чьи имена получили наконец огласку. Как известно, 15 человек (и среди них 27-летний литератор Федор Михайлович Достоевский) были приговорены к смертной казни, а остальные – к различным срокам каторжных работ и иным наказаниям. Известно также, что император Николай I заменил расстрел каторгой, о чем приговоренные узнали лишь за минуту до приведения приговора в исполнение, когда, с завязанными глазами они стояли привязанными к столбам в мучительном ожидании выстрелов.
Покров тайны над этим делом сохранялся вплоть до конца царствования Николая I и лишь с восшествием на престол Александра II начал постепенно подниматься. Однако потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы дело Петрашевского предстало во всей своей исторической полноте. К настоящему времени оно уже досконально изучено историками136, и вряд ли нас могут ожидать здесь большие открытия. Ну, разве что какие-то новые, неизвестные ранее свидетельства современников.
Одно из такого рода свидетельств, принадлежащих дипломатам из посольства Франции в Санкт-Петербурге, служившим там в 1849 – 1850 годах, я обнаружил в Архиве МИД Франции в Париже. Но прежде чем представить их, напомню суть дела Петрашевского.
В 1845 году выпускник Царскосельского лицея, а к тому времени уже титулярный советник, чиновник Министерства иностранных дел Михаил Васильевич Буташевич-Петрашевский (кстати, крестник самого Александра I) организовал в своем доме кружок единомышленников, почитателей европейской философии, преисполненных побуждениями о народном благе. Здесь регулярно, по пятницам, собирались действующие и отставные офицеры (среди последних – упоминавшийся уже Ф. М. Достоевский, инженер-поручик, начинающий литератор), сослуживцы и коллеги хозяина дома, министерские чиновники, студенты и кандидаты столичного университета, «неслужащие дворяне», писатели (в том числе М. Е. Салтыков-Щедрин) и другие лица, живо интересующиеся социально-политическими вопросами.
