Шпионские и иные истории из архивов России и Франции - страница 59
Адам Александрович Сагтынский был закоренелым холостяком, но в отличие от многих из них он вел уединенный образ жизни, сторонясь женского и прочего общества. В Варшаве, а потом и в Петербурге он проживал с двумя своими сестрами, старыми девами. Наверное, они были его единственными преданными друзьями. Со временем Сагтынский приобретет в Петербурге каменный дом, который будут вести его сестры, окружившие единственного брата всеми возможными удобствами. Он отвечал им самой трогательной заботой. Когда умрет старшая из сестер, он останется с младшей, к тому времени ослепшей, и все свободное от службы время будет проводить с ней.
Александр Иванович Герцен, встречавшийся с Сагтынским в 1840 году, описывает его следующим образом: «старик, худой, седой, с зловещим лицом», говоривший «каким-то зловещим голосом». Правда, в другом месте у Герцена Сагтынский уже заговорил «апатическим голосом, с притязаниями на тонкую учтивость»126. Кстати, тот же Герцен, не имевший никаких оснований любить жандармское ведомство и его служителей, признал, что Сагтынский предупреждал его быть осторожнее в разговорах. «Почем вы знаете, – наставлял он Герцена, – что в числе тех, которые с вами толкуют, нет всякий раз какого-нибудь мерзавца, который лучше не просит, как через минуту прийти сюда с доносом»127.
Есть и другие свидетельства, что Сагтынский презирал доносчиков, хотя, понятно, и не мог обходиться без их услуг. Любопытно, что в этом он был единодушен со своим начальством – Бенкендорфом и Дубельтом. Видимо, в напоминание об известных из Евангелия 30 сребрениках информаторы Третьего отделения получали, в зависимости от их социального положения и ранга, суммы, начинающиеся с цифры 3: три, тридцать, триста рублей или червонцев…128 Этот порядок установил лично граф Бенкендорф.
На Фонтанке Сагтынский формально, вплоть до добровольного выхода в отставку в 1856 году, числился чиновником для особых поручений. В его функции входил надзор за внутренним сыском и руководство заграничной агентурой Третьего отделения. Именно Сагтынский находился на постоянной связи с резидентами и агентами. Он первым читал их донесения и составлял инструкции, утверждавшиеся Бенкендорфом (а впоследствии сменившим его во главе Третьего отделения графом А. Ф. Орловым) или Дубельтом.
Как уже говорилось, первоначальную основу заграничной агентурной сети составили выходцы из Польши, которые, как и Сагтынский, навсегда связали свою судьбу с Россией, – Швейцер, Мейер, Миллер и некоторые другие. Все они до восстания 1830 – 1831 годов служили в варшавской канцелярии великого князя Константина Павловича. Затем, спасаясь от возможной расправы, бежали в Петербург, где их способностям нашли новое применение – в Третьем отделении. Уже в 1832 году «варшавяне» по большей части разъедутся по европейским странам с заданием собирать материал о польской эмиграции и бороться с ее «пагубным» влиянием. А Адам Сагтынский из Петербурга будет направлять их деятельность. В 30-е годы подавляющее большинство зарубежных агентов и информаторов Третьего отделения составляли иностранные подданные, по большей части журналисты – Кобервейн, Дюран, Декен, Гартман, Бакье (Баке, он же Сен-Леже), Берли, Ведеке, де Кардонн и другие, – получавшие соответствующее денежное вознаграждение. Агенты-иностранцы были весьма удобны, так как не привлекали к себе ненужного внимания полиции. Со временем, однако, выяснится, что многие из них интересовались главным образом получаемыми из Петербурга гонорарами, а информацию для Третьего отделения зачастую черпали из местных газет. С такими агентами сотрудничество прекращалось, как только становилось ясно, что они бесполезны или тем более – не искренни.
Русские агенты, работавшие тогда за границей, были еще редкостью – Н. А. Кашинцев, М. М. Попов и кое-кто еще. Поступавшая от них информация, как правило, вызывала больше доверия в Третьем отделении, нежели сообщения иностранцев, которых можно было подозревать в корыстных побуждениях. Следует отметить, что своеобразные разведывательные функции выполняли и русские дипломаты, служившие в зарубежных представительствах. Конечно, в подавляющем большинстве они не были агентами Третьего отделения, но собираемая ими информация нередко затрагивала круг интересов ведомства графа Бенкендорфа, и в этом случае сообщалась ему специальными отношениями из российского Министерства иностранных дел или непосредственно от посла в той или иной стране.
