В последнее время, правда, Семен стал поспокойнее, окрепла его дружба с Дашуткой, на селе поговаривали об их свадьбе. Но родители ее уже долгое время были в отъезде, а дед своего согласия не давал…
Когда Андрей подходил к конюшне, из-за верхушки Савельевки вывалилась тяжелая, растрепанная туча — дикая какая-то, будто делали ее изо всех цветов — от самого черного до чистейшей белизны, да поленились хорошенько перемешать. И ползла она до того неряшливая, скомканная — ну точно баба с похмелья: так же не мил ей белый свет, так же мечет она мрачными глазами злые синие молнии.
Семен, поглядывая на тучу, торопливо седлал молодую, лаково блестящую, как председателева "Волга", кобылу. Была она такая стройная и гибкая, что, если бы не масть и лошадиный размер, можно было принять ее за ловкую дикую олениху — так изящно переступала она тонкими ногами, так, недоверчиво вздрагивая, смотрела настороженным глазом.
Завидев Андрея, Семен взлетел в седло, поймал стремена, подобрал повод — кобыла тревожно заиграла, закружилась на месте, нетерпеливо всхрапывая.
Андрей подошел вплотную, просунул ладонь под ремешок уздечки, почувствовал рукой приятное живое тепло лошадиной морды.
— Далеко собрался?
— В Козелихино — Степка сватает сегодня, просил заскочить. А ты что?
— Да поговорить бы надо.
— Знаю я твои разговоры: кто, когда, зачем, куда? — засмеялся Ковбой и, наклонившись, потер пальцами — будто листочек герани — острое тонкое лошадиное ухо. — Я ведь хоть и не юрист, но тоже — с неполным уголовным образованием. Мы вроде с тобой в одной системе работаем, только в разных отделах: у тебя — борьба, у меня — хищения, верно, коллега? — Семен нагло намекал на то, что Андрей недавно помешал ему продать туристам иконы из Синереченской церкви. — Так что терминология нам известна. А вам? Например, что такое алиби, знаешь?
— Ну знаю, — невольно усмехнулся Андрей.
— Так вот тебе все мои алиби: двадцатого я с восьми вечера до шести утра был у хорошо известной вам гражданки Дарьи Михайловны. Если не постыдишься — спроси, она не откажется. Тем более что Степаныч знал какой я сокол, чтобы ночью меня в магазин пустить…
— А почему ночью? Откуда ты знаешь? — перебил Андрей.
— Оттуда, — махнул рукой Семен. — Посторонись, участковый! — Он пригнулся, поднял лошадь на дыбы и с места послал ее длинным плавным скачком.
— Ну лихой парень! — посмотрел ему вслед подошедший сзади Тимофей Дружок. — Ну чистый ковбой — и штаны на нем ладные, и шляпа в аккурат, Смита с Вессоном только за поясом не хватает.
— Чего? — уставился на него Андрей.
— Смита и Вессона, револьвера, говорю, такого — системы гражданина Кольта.
Совсем рядом сверкнула белая молния, ударила коротким треском и будто пробила в туче широкую дыру, откуда вместе с солнечными лучами-брызгами хлынули на землю длинные прямые струи не по-летнему холодного ливня.
"Что делать? — думал Андрей. — Проводить у Семена обыск — бесполезно, не дурак он — револьвер на стену вешать. Остается только одно — убедить Дашутку".
— Ну не знаю я ничего! Что ты меня мучаешь? Неужели ты всерьез на Семена думаешь? Не верю я тебе, Андрей. Ты со зла на него… — Дашутка осеклась, глядя на его побледневшее лицо. Да, Семен хороший ход сделал. Не совсем честный, но очень сильный ход. — …Прости меня…
— Когда он пришел к тебе? — пересилил себя Андрей.
— Вечером, около восьми…
— А ушел, конечно, в шесть утра? — Андрей не сомневался в ответе.
Дашутка молча пожала плечами.
— Я уверен, что он предупредил тебя, как надо отвечать.
— Это правда, — прошептала она, не почувствовав, что ответ ее прозвучал двусмысленно.
— Пойми, наконец, что это не просто беседа, — с трудом выговорил Андрей. — Ты даешь ложные показания. Будет лучше, если ты скажешь правду.
— Кому лучше? — взорвалась девушка. — Мне лучше? Или деду? Пожалуй, тебе одному да твоему начальнику.
— Тебе, Дашутка, — тихо сказал Андрей. — Тебе и Семену.
Помощи он сегодня, похоже, не дождется. Да особо и не рассчитывал: Платонов мог задержаться, а с вертолетами всегда сложно: один разобран, другой весь летный ресурс выработал, третий за трудной роженицей отправили, а там и погода испортится… Так что надейся пока на себя, Андрей Сергеевич.
