Такой отповеди, судя по всему, Ираида Павловна давно не получала. На мгновение она растерялась. Я постарался помочь ей.
— Ираида Павловна, в вашем доме, судя по тому, что нам известно, совершена кража: согласитесь, пропажу такой ценной и редкой вещи иначе объяснить невозможно.
Получилось совсем уж никуда.
— В нашей семье, — раздельно четко произнесла Всеволожская, — никогда не было и не могло быть вора!
— Я этого и не утверждаю…
— Давайте к делу, — перебил меня Яков. — Вспомните, кто мог знать, что шпага отдана вам на хранение, кто бывал у вас с этого момента, случались ли какие-то особые обстоятельства, удобные с точки зрения похитителя: пожар, ремонт, протечки, например, ваше долгое отсутствие. Вы поняли меня?
— Во-первых, я не говорила никому о том, что шпага находится у меня. Порой я и сама не помнила об этом. Недавние печальные события, — она потрогала уголком платка краешки глаз, — которым всего полгода…
Мы помолчали, вдова изящно пошмыгала носом, высморкалась.
— Значит, это известно было лишь вам?
— Знала, конечно, Глаша. Знали сын и его жена Елена. Но они живут отдельно. Сама я нигде не бываю, квартира поставлена на охрану, к тому же в ней всегда кто-нибудь есть: или я, или Глаша. Нас никто не навещает люди забывчивы. Раньше в нашем доме, когда был жив Мстислав, не умолкал телефон, всегда — с утра и до глубокой ночи — были гости, был шум и танцы, дружное застолье, а теперь…
Мне показалось, что она хочет сказать: а теперь, кроме таких вот посетителей, вроде вас, никого не дождешься.
— В общем, я даже не представляю, как могла пропасть эта злосчастная шпага. Даже если бы кто-то посторонний проник в квартиру, здесь нашлись бы вещи более ценные, — это она сказала с гордостью.
— Действительно, — согласился Яков, — в этой истории очень много непонятного. — Он помолчал. — Скажите, Ираида Павловна, сын, конечно, бывает у вас? Нам бы хотелось с ним побеседовать.
— Бывает. Не так часто, как хотелось бы одинокой, стареющей матери…
— Ясно.
— Нет, нет, он хорошо, заботливо относится ко мне. Раньше ему было трудно содержать семью и помогать матери. Теперь его дела значительно поправились, и он имеет возможность поддерживать меня материально — у него хорошая работа.
— Где они живут?
Она сказала адрес и обеспокоенно спросила:
— Надеюсь, вы имеете в виду круг его знакомых, а не его самого?
— Безусловно, — кивнул Яков. — Покажите нам, пожалуйста, футляр от шпаги — она ведь, я понял, была в футляре?
— Глаша! Достань футляр от шпаги профессора. Он там же, на антресолях.
Я вышел в прихожую, прошел в коридор, где Глаша уже раздвигала стремянку, и предложил ей свою помощь.
— Ни к чему, — отрезала она, — сами пока справляемся. А чего у нас там сложено, никому не касаемо.
Ну и семейка, честное слово!
Глаша тяжело взобралась на лестницу, защелкала тугими шпингалетами, распахнула дверцы антресолей. Помолчала, что-то передвинула, чем-то загремела.
— Нету! — злорадно крикнула она в глубину шкафа.
Ираида Павловна, профессор выскочили в коридор. Яков уже стоял за моей спиной.
— Чего нету? Глаша, ты что ищешь?
— Чего сказано — коробку от сабли вашей. Справа всегда лежала. Вчера я на нее зонтики зимние клала — сами наказывали. Теперь нету.
— Да чего нету? — ломая руки, вскричала "графиня". — Зонтиков?
— Коробки нету, — злым басом бухнула Глаша.
— Кто был у вас вчера? — резко спросил Яков, задрав голову.
— Никто. Сами с хозяйкой в кино выходили. А гостей у нас после поминок и сороковин не бывало.
— Да, да, — подтвердила взволнованная новой неприятностью Ираида Павловна. — Мы были в кино. Павлик достал нам билеты на премьеру.
— Он тоже ходил с вами? — спросил я.
— Нет. Только дождался нас у кинотеатра и передал билеты. У него свои дела, свои интересы.
— Как сказали бы Брокгауз, Ефрон и Егор Михайлович, осмотр места происшествия может дать самые неожиданные результаты, — проворчал Яков, садясь в машину. — Что и случилось. Твое мнение, Сергей?
— Не знаю, Яша, рано пока мнение иметь, тем более — высказывать.
— Уверен, боданула "графиня" эту саблю какому-нибудь престарелому поклоннику. А еще разуваться заставляла!
