— Значит, нет, — задумчиво проговорил Яков, — значит, и до девяти часов в номере не было ни Самохина, ни его убийцы.
И тут он наконец проявил интерес к таинственной истории с Оболенским.
— Насколько вообще вероятно, что Оболенский исчез из своих комнат? Есть какая-нибудь реальная основа для возникновения такой легенды?
— Я интересовался этим. В одном из писем графиня прямо говорит, что она в ужасе и не понимает, что именно могло произойти с ним.
— Я слышал, здание музея и флигель каким-то образом связаны между собой?
— Сейчас нет. А когда-то их соединяла оранжерея. Афанасий Иванович давно включил в план работ ее расчистку, но у нас все руки не доходят.
Яков снова выглянул в окно и позвал Олю. Когда она пришла и скромненько села рядом с Сашей, мы провели с ними "воспитательную работу". Уверен, они до свадьбы не забудут этой головомойки.
Истошный вопль Староверцева мы услышали еще на улице.
— Ноги моей больше не будет в этом бандитском гнезде! — кричал Афанасий Иванович. — Я взорву его! Сожгу собственными руками! Я развею его грязный пепел по ветру!
— Принеси воды! — сказал мне Яков. — Не ори, дурак! — рявкнул он на Староверцева.
Тот вздрогнул.
— Извините, я забылся, — он жадно пил воду. — Извините, пожалуйста.
— Это вы меня извините, — улыбнулся Яков. — Другого способа для таких случаев я не знаю — у вас истерика.
— Что там, право, — слабо отмахнулся Староверцев, приходя в себя. — В вашей характеристике моих умственных способностей очень, очень много справедливого.
— Так что же случилось?
— Вы же знаете, музей сейчас закрыт. Но тем не менее кто-то взломал дверь моего кабинета. Я бы сказал, топором, если бы был уверен.
— У вас хранится там что-нибудь ценное? — спросил Яков.
— Если вы имеете в виду материальные ценности, то ничего подобного! Там документы, научные разработки сотрудников и подобное тому.
— Пойдемте посмотрим.
Дверь была взломана грубо, непрофессионально. Но в комнате сохранился относительный порядок — я ожидал худшего.
— Посмотрите, что пропало, — Яков пропустил Афанасия Ивановича, мы остались в дверях. — Осторожно, осторожно, старайтесь ничего не трогать. Письменный стол у вас запирается? Тоже взломан? Ну что? — спросил он через некоторое время.
— Странно, — вздохнул Афанасий Иванович, устало опускаясь в кресло. Кажется, все на месте, но кто-то посторонний все-таки был, что-то искал.
Яков вошел, бегло осмотрелся и остановился у сейфа.
— Ключи у вас?
— Да, да, — поспешил Староверцев. — Вот они.
— Откройте и посмотрите.
— Здесь вообще порядок.
— Так, так, так, — проговорил Яков. — Был, искал, но, — он поднял палец, — но очень осторожно, будто не хотел, чтобы догадались, что именно искал, да? Дверь-то он изуродовать не постеснялся.
— Да, да, именно так и мне показалось. Вещи на своих местах, но заметно, что их трогали.
— Вы уверены, что ничего не пропало?
— С абсолютной уверенностью сказать пока не могу.
— Я тоже, — хмуро заметил Яков, снимая телефонную трубку.
После того как он вызвал эксперта, мы еще раз внимательно осмотрели музей, правда, без особых результатов, и вышли на заднее крыльцо.
— Это, видно, та самая "галдарея", о которой говорила тетка Маня? спросил Яков.
— Вы правы — это галерея, — поспешно ответил Староверцев. — Она была построена над оранжереей. Та уже давно заброшена, ею много лет не пользуются. По преданию, она связывала дом с флигелем, где граф держал своих… м-м-м… наложниц. Он проходил к ним среди диковинных цветов и, видимо, считал это очень романтичным.
— Так, так, так… Ну что же, — неопределенно высказался Яков.
— Товарищ Щипцов…
— Щитцов, — поправил Яков.
— Ох, простите, у меня очень плохая память на имена, — смутился Староверцев. — Скажите, пожалуйста, когда все это кончится?
— Скоро, — неожиданно ответил Яков.
Темнело. Яков включил свет, сладко потянулся и повалился на кровать.
— Ты бы хоть ботинки снял, — возмутился я.
— Они у меня чистые, не видишь? — возразил Яков. Он поставил на круглый живот пепельницу (консервную банку), сунул в рот папиросу и заложил руки за голову.
Я был рад, что он оставил Сашу в покое. Тем более что Яков не из тех, кто легко и быстро признает свои ошибки. Но рассчитывать, что он скажет об этом вслух, не приходилось.
