— Паша, ты заявлял в милицию, что тебя избили?
— А меня никто…
— Хватит, Павел, не дури! Пиши заявление. Продиктовать? И ко мне, сейчас же.
— Нет, Сергей Дмитриевич, не буду.
— Ты что?
Он долго молчал.
— Нет, не буду. Там, знаешь, люди какие страшные. Еще хуже будет. И тебе не советую с ними связываться…
— Паша, — я еще надеялся пристыдить его, — ты же сам просил за тебя заступиться! А теперь — в кусты?
Он не ответил и положил трубку. Я снова позвонил — бесполезно — и вернулся в кабинет.
Яков встал из-за стола:
— Продолжай, Сергей, а то уж он совсем заврался, даже противно. Оказывается, из колонии совершили побег двенадцать рецидивистов и все навалились на него. Он их раскидал, и они разбежались.
— Ну и хватит, — сказал я, — этого пока вполне достаточно. Будет заявление потерпевшего, примем меры. Будь здоров, Миша.
Мишка забрал свое удостоверение и вышел ошарашенный. Он не рассчитывал так легко отделаться.
— Он — Пашку? — спросил Яков.
— Пашка молчит, боится. И не столько Мишку. Надо всерьез этой компанией заняться. Думаю, дядя Степа работает там же.
— Зря ты его отпустил.
— А что делать? Прижать-то его пока нечем. Я хочу с другой стороны подобраться к ним.
— Со стороны кладбища? — догадался Яков. — Сможешь сегодня туда выбраться? На разведку?
— Как получится.
— Постарайся, Серега, не тяни.
— Заскочу на рынок — и туда. Знаешь, я что подумал? Ираида Павловна из тех дам, что запасаются провизией только на рынке — хоть на последние копейки, но… престиж. Искать надо поближе к ее дому…
— Старый?
— Да, начну с него. Вдруг и нам повезет. Не все же горбом, должна же быть и удача в нашем деле.
Нам действительно повезло. На Старом рынке Сурков наметанным глазом сразу выделил средних лет грузина: распахнутый халат, под ним — строгий костюм, белая сорочка, хризантема в нагрудном кармашке пиджака — прямо благородный жених, но главное — галстук заколот миниатюрным кинжалом с блестящим камешком. Мы пригласили его в дирекцию.
Он оказался не Гельминтошвили и не Аскаридзе, а Бамбуриди.
— Слушай, — сказал он мне. — Может быть, я обидел тебя? Нет? Может быть, обманул твоего сына? Нет? Может быть, я нехорошо посмотрел тебе вслед? Обратно нет? Так почему же ты не уважаешь меня? Отрываешь от работы? Позоришь перед советскими людьми честного человека?
— Вы знакомы с гражданином Пахомовым?
— Очень знакомый! Очень большой и хороший человек, профессор.
— Откуда вы его знаете?
— Это не скажу — режь меня! Но я не могу подводить женщину, даму!
— Зачем вы с ним встречались?
— Вот это не секрет. Предлагал мне купить у него саблю.
— Купили?
— Ха! — Он ударил ладонью в ладонь. — Зачем, слушай? Я нашел другую, тоже хорошую, но дешевую. Теперь у меня все есть, чтобы хорошо жить. А профессор — уважаемый человек, у него даже есть орден, — он сказал такую цену, что я сразу забыл русский язык. Я бы мог купить, конечно, и ходить в одних, прости, дорогой, трусах и с саблей на боку, да?
— А у кого вы купили саблю?
— Тоже очень достойный и почтенный человек. Его зовут дядя Степа, и он держит контору на кладбище.
— Что?!
— Что с тобой, дорогой? Не волнуйся, пожалуйста.
— Опишите мне саблю!
— Что говоришь?
— Какая она?
— Лучше один раз увидеть… Пойдем, дорогой, не волнуйся. Я ее под прилавком держу. Сабля старая и плохая совсем.
Это действительно была сабля. Старая и плохая. Обыкновенная полицейская "селедка" в ободранных ножнах, с деревянной рукояткой, медными оковками и дужкой…
— Куда теперь? — спросил водитель.
— На кладбище. Только без шуток. Не до смеха.
— Да уж вижу. — Он был человек пожилой, многое повидал на своей работе и знал, как себя вести: когда пошутить можно, когда лучше помолчать, а когда и помочь.
Дорогой я доработал легенду, прошелся по ней, проверяя слабые места.
— Маскировку нарушать не будем? — спросил водитель. — Тогда я здесь остановлю, вдоль стены идите, там и конторка.
Я пошел вдоль старинной стены, которую кто-то догадался поверх камня покрыть штукатуркой. Она отваливалась кусками, и на ней было удобно писать — чем угодно и все, что угодно. Возможность эта с лихвой была использована. Покойникам-то, по ту сторону стены, все равно, а живым…
