Школы и мастера фехтования. Благородное искусство владения клинком - страница 43

Винсент. Пока твой мастер наносит укол, не ударяй его кинжалом, но только повернув руку с рапирой, шагай левой ногой к его правой стороне, острие рапиры помести поверх его рапиры и коли вперед, и оно войдет прямо в его живот.

Люк. А что делать мастеру, чтобы спастись?

Винсент. Когда он наносит укол и ты шагаешь к его правой стороне, он с большим проворством отступит назад правой ногой, перемещая корпус назад в поиске твоей рапиры своим кинжалом, и нанесет тебе мандритту в голову.

Люк. И что остается делать мне?

Винсент. Ты шагнешь правой ногой на место, где была правая нога твоего мастера, и нанесешь ему укол в живот или лицо, принимая мандритту на рапиру и кинжал» и т. д. и т. п.

Савиоло придает большую важность положению руки с кинжалом, которое, как он считает, должно быть очень устойчивым, и положению острия, которое должно быть направлено вверх или вниз в зависимости от того, как атаковал противник – снизу вверх или сверху вниз.

Савиоло рекомендует и третью стойку с мечом и кинжалом, она такова: левая нога впереди, рука с кинжалом выставлена далеко вперед на уровне плеча, костяшки пальцев наружу, рука с мечом у правого бедра, острие на уровне кинжала.

Этих нескольких отрывков хватит, чтобы показать, хоть тут и нет ничего оригинального, что Савиоло вполне оправдывал свою славу. Фехтование на рапире, каким бы грубым оно ни показалось современным фехтовальщикам, настолько превосходило старинное фехтование на мечах и щитах и настолько лучше отвечало потребностям дворянина, что первые добившиеся успеха учителя чужеземного искусства неизбежно оказывались в центре внимания в елизаветинском обществе. Причудливость иностранных терминов и философские отступления о том, что до сих пор считалось само собой разумеющимся, то есть о сильных ударах, тогда казались особенно привлекательными.

Для английского здоровяка было нечто удивительное и невиданное в таком описании драчливого щеголя: «О, это – герой хороших манер! Дерется он, как поет песенку – по нотам; соблюдает темп, расстояние, меру. Вздохнуть не даст – раз! два! – а три! уж в твоей груди!.. Прокалыватель шелковых пуговиц! Дуэлист, дуэлист! Барич самой кровной породы! Второго позыва ждать не станет! О, дивное пассадо! Отбивай! Ara!»[101]

Понятия «герой хороших манер», «хвастун, который дерется по правилам арифметики» явно навеяны школой какого-нибудь последователя Каррансы, но «прокалыватель шелковых пуговиц» может относиться только к известному нам случаю, пересказанному в «Краткой заметке о трех итальянских мастерах нападения».

У писателей того периода встречается множество упоминаний Винченцо как модного учителя фехтования; его имя так же было у всех на устах, как имя Анджело лет шестьдесят назад. Следующий отрывок говорит сам за себя:

Общество охватило повальное увлечение рапирой, и естественно, что утонченные и образованные классы приходили в восторг от научного фехтования. Но иностранные порядки всегда встречали большое сопротивление основной массы английского народа, консервативной, приземленной, предпочитающей сидеть на месте, а не ездить по миру.

«Ну, сэр, – говорит Шэллоу, услышав о том, что француз ловко владеет рапирой, – я бы еще большее мастерство мог показать вам. Теперь вы очень считаетесь с вашими пассадами, эстокадами, не знаю, уж как они там называются. А дело в сердце, мистер Педж, в нем дело, в нем дело! Видывал я такое времечко, что от моего длинного меча вы четверо запрыгали бы у меня, как крысы»[103].

Но самую большую ненависть влияние заморских учителей вызывало именно у местных мастеров фехтования, как о том свидетельствует едкая биографическая зарисовка в книге Джорджа Сильвера о Рокко, Савиоло и Джеронимо.

Не сумев победить Савиоло с мечом в руке, Сильвер решил покончить с ним с помощью пера и по всем пунктам разделаться с итальянской школой в своих «Парадоксах защиты», которые, чтобы не отстать от Савиоло, посвятил «достопочтенному и редчайшему, доброму моему лорду Роберту, графу Эссекскому и Юскому» и т. д. и т. п.