— Держи! — крикнул он мне.
Мы вдвоем с трудом справились с этой маленькой девочкой; она порвала на мне рубашку и прокусила Даню руку, он принес из кухни веревку и связал ее по рукам и ногам. Из ее рта шла пена, она отчаянно мотала головой и ругалась самыми грязными словами на нескольких языках — клиентура в их переулке была весьма разнообразная.
Наконец Даню догадался сунуть ей в рот пилюльки «тета», смешанные с хлоропромазином. Спустя минут пять девочка стала успокаиваться, дергаться все меньше и меньше и вскоре заснула. Даню положил ее рядом с № 1. А № 2 заползла под стол и, обхватив поваленный стул, грызла его ножку.
— Что ты дал третьей девочке? — спросил я.
Даню зализывал прокушенное место на руке.
— Лизергическую кислоту, смешанную еще с каким-то стимулятором типа симпамина, который дают велосипедистам перед гонками. Приводит человека вот в такое состояние, при котором ничего не помнит. И всего три пилюльки в рюмочку. Можно еще употреблять так называемый концентрированный сустаген. В небольших дозах его дают в Америке футболистам. Они буквально звереют от него.
Он вынул из кармана два пакетика и протянул мне.
— Возьми диамин и «тета». Испробуй на своей.
Пилюльки были телесного цвета, крохотные — величиной с зернистую икринку.
— В библиотеке есть еще две книжки по специальной фармакологии, я просмотрел их. Между прочим, в конце коридора есть другая читальная комната. Бан сказал мне, что там работают сейчас Умар Кюеле из Мали и Поль Маунд из Северной Родезии, они тоже прослушали уже все лекции и готовятся к практическим занятиям. Но их готовят к особой работе.
— Икс-акции?
Даню засмеялся:
— Пока нет. Сейчас они изучают материалы по мировому коммунистическому движению и по троцкизму. Они будут действовать в качестве ультралевых. Левый экстремизм — это многообещающий канал работы.
Я показал на лежащих девочек.
— Как быть с ними?
— Сейчас позвоню их хозяйке, и она пришлет кого-нибудь.
— А ничего, что они в таком состоянии?
— Я предупредил хозяйку, что у нас будет попойка. — Даню потянулся и зевнул. — Значит, поступаем в распоряжение Командора. Примем участие в настоящем деле. — Он подмигнул: — Может быть, придется… кого-нибудь…
Я заглянул под стол. Девочка № 2 сидела в неудобной позе, закрыв лицо руками, и издавала странные звуки, как будто мяукала. Даню сказал:
— Сейчас дам им всем понюхать нашатырный спирт. Сразу же очнутся. Они ведь живучи как кошки.
— А Командор нас испытывать не будет? Неужели сразу же пустит в ход?
— Веласкес, наверно, представил ему наши карточки со всеми показателями. Поэтому никаких тестов больше делать не надо. Мы уже проверены достаточно.
На следующий день я позвонил Гаянэ и пригласил ее пообедать во французском ресторанчике. Когда после обеда нам подали кофе и бутылочку шартреза, Гаянэ подошла к висевшей на стене репродукции Дюфи и стала разглядывать ее. Улучив момент, я бросил две пилюльки «тета» в ее рюмку и налил ликер.
Гаянэ вернулась к столу, положила сахар в кофе, помешала ложечкой, потом взяла свою рюмку с ликером и пододвинула ее ко мне.
— Поменяемся в знак дружбы, хорошо? — Она взяла мою рюмку и сделала из нее глоток. — Я узнала ваши мысли. А вы можете узнать мои.
Она показала глазами на стоявшую передо мной рюмку. Я протянул руку к сахарнице и, задев рюмку, опрокинул ее. Сейчас же подошел официант и вытер лужицу. Гаянэ сделала еще один глоток из своей рюмки, встала и пошла к телефону у вешалки.
Поговорив по телефону, она вернулась к столу и сказала:
— Я предупредила Вильму, чтобы тоже меняла рюмки и чашки кофе с Даню. Он, наверно, тоже попытается подсыпать что-нибудь, но сделает это более умело.
— Это любовный напиток, — объяснил я. — Купил на базаре у нубийца и хотел проверить.
Гаянэ посмотрела на меня в упор:
— Неуклюжая выдумка.
Я подумал, что придется в графу «наблюдательность» в ее карточке поставить отметку 95 — по стобалльной системе.
Я пригласил Гаянэ на следующий день в кино — идет картина с участием ее любимого Джеймса Мэсона, но она отказалась — завтра годовщина смерти ее отца.
Мы долго сидели в саду перед зданием министерства коммерции и индустрии, потом пошли переулками к дому Гаянэ. Она сказала, что выслушала исповедь Вильмы и отругала как следует — больше Вильма не будет позволять Даню издеваться над собой.
