Галя молчаливым кивком показывает на запертую дверь, и на ресницах у нее поблескивает слезинка. Отец будто не видит своей дочери, ее худенького печального личика. У него другая забота, другие мысли. Он подходит к двери и тихо стучит. Никакого ответа. Отец стучит еще раз.
- Шура, открой!
За дверью слышны быстрые, приглушенные шаги, щелкает ключ, и на пороге показывается мать. Она в халате, заплаканная и непричесанная.
- Стыдно, Шура! Ну до каких пор это будет? Возьми себя в руки.
Отец входит в комнату матери и закрывает за собой дверь.
Часы в комнате хрипло пробили двенадцать. Галина испуганно смотрит на учебник. Как быстро прошел час! А она так и не выучила ни одной строчки из географии. Правда, завтра выходной день, но ребята идут в гости к пограничникам. Не может же Галя сидеть дома! Значит, остается один только вечер.
Дверь отворилась, и отец вышел из маминой комнаты. Не посмотрев даже на дочку, он молча прошел в свой кабинет. Галя закрыла «Географию» и тихонько отправилась в спальню. Вечер пропал даром. Тревожит невыученный урок. Завтра... завтра, значит, снова придется сидеть над географией, вместо того чтобы почитать интересную книгу.
Галина разделась и легла в постель. За окном свистел ветер, ударяясь о рамы. Девочка вспоминает стихи Сашка Чайки об осени:
Звенит стекло в окне от ветра,
Дождались осени поры
А дальше? Как же это дальше?. Вот и забыла!
Галя начинает вспоминать. Но сон подкрадывается к ней, наливает веки свинцом, убаюкивает.
И вдруг девочка широко открывает глаза и, подскочив на постели, вслушивается напряженно и взволнованно. Она ясно слышит заглушенный плач. Это плачет в своей комнате мать.
Быстро проходит через столовую отец. До Гали долетают его слова:
- Шура, успокойся! Так нельзя! У тебя нервы. Успокойся!
Галя слышит, как отец идет в кухню и несет оттуда матери воду. Девочка лежит, широко раскрыв глаза. Ей делается страшно, она дрожит. Ей приходит в голову, что мать, наверное, больна и может умереть. Девочка соскальзывает с постели, и босые ноги топают по дощатому полу. Она нащупывает в темноте выключатель. Голубоватый свет мягко заливает комнату. Часы за дверью бьют час.
ГЛАВА ПЯТАЯ Ивасик слышит ночью выстрелы в море
Когда Сашко Чайка вернулся от Василия Васильевича, двери ему открыл дед Савелий.
- Вот полуночники! – забормотал спросонья дед. – Шатаются тут по ночам, будто нечистая сила какая!
Видно, очень уж было неприятно деду слезать с теплой лежанки и отворять внуку. Забравшись снова на печку, он все еще продолжал ворчать, переворачиваясь с боку на бок:
- Полуночники! Одно слово – полуночники!
Но, окончательно разгулявшись, приподнялся на локте и спросил Сашка:
- А как на дворе? Га? Что?.. Слышу, слышу, гудит! Вот так завируха! Ну что ж, пускай. Это хорошо! Гремит море? Слышу, слышу, гремит! И волны большие Тоже хорошо! Слышишь, я говорю- так и надо! Хорошо!
- Холодно, дедушка, совсем замерз я.
- А? Слышу, слышу! Вот и хорошо, говорю! Ты замечай, Сашок, будешь рыбаком – пригодится. Все время у нас теплая зима стояла, давно такой не было. Обрадовалась теплу паламида, к самым берегам приплыла. А? Паламида, говорю! А она, обрати внимание, паламида эта, ну, как тебе сказать, ну прямо морская щука. От нее всему лову порча. А? Слышу, слышу!.. Она, эта паламида, к нам от турецких берегов приплывает. Как теплая зима, так и плывет, плывет и всю скумбрию разгоняет. Вся скумбрия тогда от нее уходит. А захолодает, и конец паламиде! Ей конец, а нам хорошая ловля.
Сашка разделся и прыгнул в постель. Младший брат, семилетний Ивась, тихонько окликнул его:
- Сашук, ты где был?
- На берегу гулял. К школьному директору заходил.
- А журавлей видел?
- Какие же теперь журавли? - засмеялся Сашко. - Тебе, верно, приснилось, Ивасик!
- Приснилось, согласился Ивасик - И аиста не видел?
- И аиста не видел. Далеко теперь аисты, в теплом крае.
- И журавли?
- И журавли тоже за морем.
- А мама скоро приедет? Мне уже скучно без мамы.
Сашина мать повезла в Москву товарищу Сталину рапорт от рыбачьих артелей о выполнении плана до улову рыбы. Когда Марина уезжала, дед Савелий подошел к ней и сказал:
