Видимо, на моем лице отразилось что-то непотребное, поскольку шкипер тут же поспешил уточнить:
— Да ты не мандражируй, коала тут не при делах. Я вообще не понимаю, чего вдруг Ольга Игоревна запонтовалась. Тем более речь шла не за какого-то вонючего коалу, мы же насчет гамадрилов базар терли.
— Ну да, — облегченно выдохнул я. — Насчет обмена одного моржа на четырех обезьян. Вроде как неравная арифметика.
— Да все там путем, — отмахнулся шкипер. — Моржей в природе не так много, как этих гамадрилов. Ну, я так думаю. И что того гамадрила? Обычный красножопый павиан, в нем всего-то росту метр с кепкой. К тому же злые они, заразы. А морж… Ты моржа-то видел живьем?
— Не, только по телевизору.
— И то, видать, с Семой Буденным попутал. В морже, брат ты мой Шурик, до двух тонн живого весу! А в длину он вымахивает больше трех метров. Так что обмен, по ходу, вполне себе равный. Конечно, если не учитывать, что мы фашистам детеныша предложили. Он-то поменьше будет, но тоже бугай еще тот.
Правда, по рассказу Юши, немецкие коллеги ни в какую не хотели уступать за моржика больше двух обезьян. Причем оба — самцы. Гликберг возмущался: вы нам сюда свою гомосятину не пропихивайте, мы — люди православные! В общем и целом. Но тевтонцы были непоколебимы, как северные скалы. И тогда в дело вмешался Анатолий Ефимович. Вышло как-то случайно. Во время визита в гостиничный номер к германцам шкипер Юша попал аккурат на карточную игру, которой развлекалась немчура, чтобы скоротать вечерок. Игра называлась «шафкопф» — «баранья голова». Что-то типа нашего «дурака». Ставили по мелочи, и Юша решил присоединиться. В конце концов он просадил пару тысяч (учитывая, что гости играли на еврики), сильно расстроился и запросил реванша. Но было уже за полночь, к тому же пару раз на шум ненавязчиво заглянул администратор… И тогда дядя Толя предложил перенести игру на завтра, прямо в зоопарк:
— Я этим лохам и говорю: мол, чего мелочиться? Ежели ваша возьмет — мы соглашаемся на двух ваших задрипанных павианов против нашего роскошного моржа. А нет — добавите самочек. Они поначалу ни в какую: мол, герр Юша, это неудачний шютка, мы суриезные лейте (люди, значит, по-ихнему). Какие, говорю, шутки, когда гамадрил на утке? Лады, гоню, если по-взрослому, по-босяцки, ставлю против самочек еще и павлина, которого вы приглядели, да шиш мы его вам уступим. И одну кенгуру Беннета, их нам японцы восемь штук отвалили. Тут и дрогнули их фраерские души… Нация-то жадная, прижимистая. Одно слово: немец-перец-колбаса, обезьяну выдумал. Ихних пленных так после войны в Паханске дразнили, мне мамхен моя рассказывала.
Юше оставалось подготовить Гликберга. Насчет исполнительских способностей шкипера тот не сомневался (не первый год по зоне знакомы), но опасался на предмет международного скандала.
— Я ему толкую: какой скандал? Ты чего, Сема? У них делегацию возглавляет лмчняком директор ихнего тиргартена, по-нашему — зоопарка. Если уж он повелся, у меня с крючка не соскочит. Мы не фуганком струганные. Немчики сами на халяву рассчитывают, я им спецом вкатил пару тонн для затравки. Так что им скандал тоже никаким краем не нужен…
— Да ну, дядя Толя, — засомневался я. — Чтобы немцы, чтобы директор зоопарка, чтобы в карты… Че-то не верится. Разводите вы меня, что ли?
— Дурак ты, Шурик, — огорчился Юша. — Тебя развести — как сметану в борще. Стал бы я такие замутки строить? Я тебе как на духу, как родному… Немец — он такой же человек, как и русский. Только дурнее малеха. Иначе бы не мы их в войне уделали, а они нас. Азарт, брат, он никого не щадит. Поверь старому сидельцу.
В общем, Гликмана Юша уболтал. А Ольги Игоревны в ту пору на месте не было, ее отпуск кончался через неделю. Так и засели — в директорском кабинете, предварительно все смели со стола и заперли двери. Юша обозначил это безобразие как второй Сталинград или бойню под Курском. Немцам, правда, это озвучивать не решился.
Дядя Толя не стал вдаваться в подробности, за сколько партий шла каждая обезьяна, павлин и кенгуру. Да, пожалуй, толком и не помнил. Помнил только, что сперва начали с привычной немчуре «бараньей головы».
