— Здрасьте вам! — дядя Толя поглядел на меня, как на недоношенного. — В казачьем-то краю… Казаки — народ рыбачий. И разбойничий. Не зря кармаши свой промысел рыбалкой называют. А гаманца из ширмы насунуть — это у них значит "выудить". К тому ж босяки на юге всегда у речки ночевали, под лодками. И стирами там шлёпали, и толковища устраивали. Милое дело… — И он с неожиданным задором врезал:
А домик наш под лодкою у речки,
А речка та по камушкам течёт.
Зачем пахать на дядю? Карты, девки -
По нашей жизни это всё — большой почёт.
Плыви, плыви ты, моя лодка блатовская,
Плыви, куда течением несёт;
Эх, воровская
да жизнь такая,
Что от тюрьмы никто нигде нас не спасёт!
Он оборвал песню и поглядел на меня с недоумением:
— Не слыхал разве?
— Нееет…
— Хороший из тебя муж выйдет, — одобрил Юша. — Мечта любой халявы. Слепоглухонемой капитан дальнего плавания.
Он снова воткнул глаза в бинокль и принялся что-то высматривать, бурча под нос:
— Что ж они, с собой её уволокли? А тряпку бросили? В камышах ничего, здесь тоже… Неужто, по ходу, за забором придётся ползать…
Голуби летят над нашей зоной,
или
Вороньё против сталинских соколов
Мне хотелось спросить, что за таинственный предмет он высматривает, но тут какая-то жидкая слизь шлёпнулась с небес на моё темечко. Я глянул ввысь. Ну конечно — привет от голубя. Достали уже… Причём кладут без промаха, точечными ударами. Как наши лётчики в Сирии. На голову, в крайнем случае — на плечо или за шиворот.
Я бросил вёсла и кинулся смывать помёт. Пару раз, конечно, нецензурно приложил гнусного символа мира.
Юша расхохотался.
— Ты, Шурик, не ахай, — весело сказал он. — Голубь — птаха воровская. Зря её не сучи, бедолагу.
— А у нас "голуби" — это гомики, — ехидно ввернул я.
— Есть такое дело. Раньше шпанюки "голубями" называли бельё на верёвке. И с чердаков таскали, и прямо с улицы. Сырое, под мышку — и дёру! Эх, времена… — дядя Толя улыбнулся мечтательно. — Тогда голубок на шампуре только что и значил — голубок на шампуре, а не какой-нибудь трах-тибидох в шоколадное дупло. Лопали мы божьих пташек, был грех.
— А говорите, птица воровская…
— Так и есть. Символ воли. В песне арестантской чё поётся? — И Юша снова загундосил, прикрыв глаза:
Голуби летят над нашей зоной,
Голубям преграды в мире нет.
Как бы мне хотелось с голубями
Передать любимой свой привет.
Но забор высокий не пускает
И колючка в несколько рядов,
Часовые с вышек наблюдают
И собаки рвутся с поводов.
Вы летите, голуби, летите,
Вы летите в дальние края.
Вы родимой маме расскажите,
Что к расстрелу повели меняааа…
— Там много куплетов, — неожиданно оборвав завывания, сообщил шкипер. — Штук пятьдесят.
Я присвистнул.
— Свистни мне в хрен, чтоб я лопнул! — Юша попытался отпустить мне затрещину. Но не дотянулся, только сильно качнул лодку.
— Осторожно, перевернёмся! — крикнул я. — Вы чего дерётесь?
— А ты чего свистишь? Свистунов в жопу загоняешь?! В приличном шпанском обществе так не принято. Другое дело — у каржатников…
— У кого?
— Вот же тундра с лесостепью… Каржатник — значит голубятник. Голубятню хоть видел?
— Видел. В фильме "Любовь и голуби".
— Дожили. Урла теперь голубятни только по кинам знает… А прежде они в каждом дворе торчали. Да чуть не на каждой крыше. Пацаны с окраин, босота — все были на голубях помешаны. Хотя гоняли птичек и такие бобры, такие сазаны фаршированные…
— Какие бобры?! — я никак не мог представить ни бобра, ни сазана, которые взобрались на крышу и гоняют голубей шестами.
— Такие! Не говорю за учителей, инженеров и лепил всяких. Но каржатничали и юристы, профессора, даже второй секретарь обкома партии, сука. Голубь — птица прожорливая, её содержать — лавэ нужны. За пару турманов (какие в воздухе кувыркаются) три зарплаты выкладывали! Народ экономил на еде, на барахле, чтоб купить какого-нибудь "бакинца". А нам, огольцам откуда бабло взять? Работать приходилось. Да на каком заводе? Там зарплаты — две тарани и хер бараний. Значит, иди по карманам щипать, ларьки подламывать, пузатиков штопорить.
— Вот до чего любовь доводит, — съязвил я.
— На этой любови хорошую таньгу поднимали. Были, скажем, спецы, натаскивали сизарей. Продадут такого на птичьем рынке — а он через время чужую стаю хозяину от покупателя приводит. Ловушки ставили во дворах, кормом приманивали дутышей, краснопёрых, монахов. Много способов… Бабки крутились приличные.
