— Юша считает, что не сама она сбежала, а кто-то её спёр, — сообщил мне майор. — А что, Ефимыч, страусов жрать можно или как?
— Чего ж их не жрать? — хмуро откликнулся шкипер. — Мы на зоне даже овчарок конвойных жрали. Это когда я на северах срок мотал. Главное — приманить, чтобы дубак не заметил. Конвойник, в смысле. Они, по ходу, дурные, эти овчарки. Злобные, твари, но тупые. Хотя вкусные… Мясо полезное, особенно для тубиков.
— Что с вас взять, — усмехнулся кожаный. — Вы, говорят, и людей в лагерях жрали.
— Было дело, — признался Юша. — Но в основном — мусоров. Только их долго в уксусе надо вымачивать, дюже вонючие… Не то что овчарки. Собака — хавчик изысканный. Мы их так и называли — гуляш без намордника.
— А что, бывает гуляш в наморднике? — весело уточнил следак.
— Бывает… Когда ваши псы конвойные надевают шлемы, опускают на рожи пластиковые забрала и молотят резиновыми дубиналами по чём ни попадя. Гуляш по коридору, отбивная по рёбрам. Вот такое, Шурик, меню лягашеское, — обратился шкипер уже в мою сторону.
— Хороший у нас с тобой разговор получается, Анатолий Ефимович, — заметил следак. — Душевный.
— Это как водится…
О хирургах, козлах недоеных
и полёте страуса над Африкой
Версия с похищением Лизаветы казалась мне маловероятной. Какому болвану придёт в голову ночью тайком пробираться в зоосад, чтобы утянуть страуса?! Тем более эти птахи незнакомцев не жалуют. Только знакомцев типа Раиски Сигизмундовны, здешней смотрительницы. Вообще-то Раиска никакая не Сигизмундовна, её так прозвали за пламенную любовь к страусу Сигизмунду, папашке невесть куда сгинувшей Лизаветы. Эта троица вечно вместе кучковалась, за что Раиске постоянно доставалось от главной птичницы — начальницы орнитологического отдела Светланы Семёновны.
Сомнения я попытался изложить дяде Толе и следаку, но Юша сразу меня заткнул, махнул своей здоровенной медвежьей лапой:
— Шурик, не гони гамму, тебя только не хватало. Менты уже всё накопали, что смогли. Дверь в вольер взломана. Следы борьбы на земле остались, даже перья. Тащили тушку два бугая, если верить ихнему криминалисту. Но чётких отпечатков подошв не осталось. Старый приём, им ещё уркаганы пользовались в царские времена: обувку тряпьём обматывали, чтобы чисто работнуть и не натоптать.
— А то теперь не так, — хмыкнул подошедший эксперт-криминалист, сутулый мужчина с тоскливым взглядом сахалинского каторжника. — Только всё проще: на ноги — бахилы больничные, на руки — хирургические перчатки. Таких домушников и называют "хирургами". Но эти точно не хирурги. Хотя перчатки у них тоже были, я думаю. Потому что пальчиков нигде не видать. Но собачки страусиную тушу унюхали. Ребята уже по следу пошли.
И криминалист побежал вдогонку следственной группе.
— Вот тебе и гуляш без намордника, — заметил кожаный следак.
— Женя, не драконь, — поморщился дядя Толя. — Майор, блин, Пронин. Толку с вашей своры, как с козлов недоеных. Вы меня уже пару раз чуть не упекли: то за кенгурят побитых, то за лебедей… Я у вас дежурный душегуб. Хоть Лизку-то на меня не вешай, страусиного бога побойся.
Полицист сильно смутился и не нашёлся, что ответить, кроме традиционной отмазки "кто старое помянет". Но это бормотание перекрыл плач Сигизмундовны на плече Семёновны. Главный орнитолог утешала молоденькую кипершу недалеко от страусиных кормушек. Рядом терпеливо топтался долговязый парень из свиты майора Левашова.
— Надо Светлану поспрошать, — сказал Юша. — Я по страусам не особый спец, а вопросы есть.
— На всякий случай, следствие веду я, — напомнил Левашов.
— Так то на всякий случай. А раскрывать, как всегда, придётся мне. Так что под ногами не путайся.
От такой наглости майор снова растерялся, но отвечать не стал, а быстро засучил длинными полицейскими ногами из вольера и далее по дорожке в сторону камышей, откуда доносился собачий лай и отдалённый русский мат.
Долговязый парень отлепил Раиску от начальницы и занялся опросом смотрительницы. А Юша взялся за главного орнитолога.
Возраст Светланы Семёновны колебался между сорока и пятьюдесятью. По-иностранному называется — волатильный: слёту не угадаешь, особенно под косметикой. Дядя Толя зачирикал с птичьей начальницей по-отечески.
