Шипы и розы - страница 45

— С ума сошел! — зашикал Боровков. — Пятый этаж — верная смерть или досрочный инвалид.

Вошел врач. Пожилой человек в чесучовом кителе и золотых очках.

— Здравствуйте, коллега, — обратился доктор ко мне. — Что с больным? — спросил он меня, к счастью, довольно тихо.

Я снова стал мычать… Но меня прервал мальчик, вернувшийся из аптеки с моим «рецептом».

— В аптеке сказали, что этот рецепт, наверное, писал пьяный или ненормальный жулик.

Врач взял у мальчика мой «рецепт».

Мне хотелось кричать: «Караул, убивают!» Носик уничтожающе оглядел меня и бесцеремонно убрал со стола мужские часы… Затем она положила руку на трубку телефона, и на ее языке, я догадывался, уже лежало приготовленное слово «Милиция».

Врач же внимательно читал рецепт. Меня трясло, как будто меня вытащили из проруби.

— Ничего особенного, — сказал доктор. — Вполне приемлемый рецепт. В аптеке просто не поняли его.

Доктор оказался умницей, сердечным и чутким человеком.

Носик снял руку с телефона. Я отвел доктора к окну для «консилиума».

— Я вам все расскажу на улице, — шептал я. — Уложите его в постель, прошу вас.

Но бдительный носик «учуял» заговор и опередил события. Людочка взяла руку мужа, послушала пульс и объявила: «Никакой температуры нет. А сердце у моего мужа вполне… Позавчера судил матч. Вставай, Алексей, поедем, нечего фантазию разводить. Сама знаю, как пульс слушают, сама я в лагере была старшей пионервожатой».

«Бедные дети», — подумал я.

Не унимаясь, решительный носик снял трубку телефона, набрал номер и спросил:

— Поликлиника? У вас есть такой доктор Фраеров? Нету? Я так и знала.

Последующие ее слова я уже услышал на лестнице.

— Шпана, жулик! — неслось мне вслед. — Держите его!

Усиливая бег, я пересек улицу, ворвался в ближайший сквер и помчался по аллее.

— Тренируется, — сказали мальчишки, игравшие в волейбол.

Недавно я получил письмо от Боровкова: «На днях, — писал он, — я, мы с Людочкой едем в Кисловодск: нам обоим обязательно надо похудеть». А я… я еще не женился. И каждый раз, когда я уже решаюсь сказать «Будьте моей женой», я смотрю на ее носик, и мне кажется, что это носик Людочки, и умолкаю, ибо боюсь, что мне придется оставить хоккей, и парусный спорт, и ежегодно ездить в Кисловодск, чтобы обязательно похудеть.

Не ищите на карте Северной Осетии селения Дзанат: не найдете. Я сама придумала это название, чтобы не обидеть дедушку Хадзбатыра; хотя он и вздорный старик, но и к нему нужно относиться вежливо. Селение Дзанат существует, но оно носит другое название. Хотя это к делу не относится.

Так вот, когда настало время расстаться с некоторыми старыми адатами, жители селения Дзанат не особенно ломали над этим голову: одни обычаи решили оставить, другие беспощадно забраковали. Эту операцию можно сформулировать словами знатного овцевода Дабе:

— Если родители, вечная им память, оставили мне хороший дом, в котором я могу укрыться от непогоды, — буду жить в нем. А если от них останется дрянной, негодный хлев, который от ветра шатается, — сам его развалю, чтобы зря места не занимал.

Но дедушка Хадзбатыр был с ним в корне не согласен. Яростный ревнитель всяких дряхлых пережитков, он защищал их с пеной у рта. Причем доводов у него было сколько угодно:

— Кровная месть? Издавна так ведется, чтобы люди мстили за пролитую кровь. Это доблесть мужчины. В кровной мести он может показать свою храбрость и отвагу.

— Калым? А как же? Издавна так ведется. Чем больше заплатишь за жену, тем больше ею дорожишь.

Его афоризмы не могли убедить односельчан, прекрасно знавших, как сам поборник старины «ценил» собственную супругу, износившую от него немало синяков. Но вступать в дискуссию с Хадзбатыром никто не хотел, ибо хватало с избытком гораздо более важных дел. Нужно было повышать породность скота, сажать фруктовые деревья, выводить новые сорта кукурузы. Дедушку Хадзбатыра все это мало интересовало — он предпочитал шататься по свадьбам и поминкам, где была реальная возможность хлебнуть хмельного и хорошо закусить.

Но вот в селение приехали в отпуск молодые ребята из воинской части, где они отбывали действительную службу, и в их числе Сослан Токаев и Виктор Тукаев. Больше всех этот приезд взволновал старого Хадзбатыра. С места в карьер он заявил: