Болтон был заметно потрясен.
– Да-да, Эдвард, – сказал Хейл. – Еще секунда, и ты был бы покойником.
– Лживый мерзавец! – выпалил Болтон.
– Я? Лживый? Скажи – если б я не притворился мертвым, выпил бы ты последний стакан, зная, что там яд?
Остальные ждали бы этого, чтобы завершить поединок. Конечно, если бы яд оказался в последнем стакане, капитан, которому предназначался этот стакан, смог бы уйти, тем самым признав соперника победителем.
– Эдвард, мне нужно знать. Выпил бы?
Молчание.
Хейл издал смешок.
– Я так и думал. Я не обманывал. Только помог тебе ступить на тропу, которой ты ни за что бы не выбрал.
Нокс сразу же понял, что Хейл не мертв. На этот яд не бывает подобной реакции. Он не раз пользовался им и хорошо знал его воздействие на человека. Скотт Парротт послужил наглядным примером всего несколько часов назад.
Хейл свирепо посмотрел на своих коллег.
– Не хочу слышать от вас ни единого слова. Не шутите больше со мной.
Все промолчали.
Нокс был доволен двумя вещами.
Во-первых, Эдвард Болтон знал, что Нокс только что спас ему жизнь. Во-вторых, это же знали и другие два капитана.
И то и другое определенно имело значение.
Монтичелло
Малоун вошел в комнату открытий на первом этаже гостевого центра. Куратор объяснила ему, что собой представляет центр практической деятельности для детей, где они получают сведения об усадьбе, о Джефферсоне и о жизни в конце восемнадцатого и начале девятнадцатого веков. В этом организованном пространстве находился макет усадьбы, а также копии альковной кровати Джефферсона, мастерской по изготовлению гвоздей, жилища невольника и ткацкой мастерской; здесь проводилась выставка, где разрешалось трогать кузнечный молот и копию полиграфической машины Джефферсона. Несколько детей под наблюдением родителей занимались чем хотели.
– Это место весьма популярно, – сказала куратор Малоуну.
Кассиопея, Эдвин Дэвис и управляющий усадьбой вошли следом за ними.
Малоун увидел скопированное колесо. Трое детей вращали его желто-коричневые диски.
– Оно пластмассовое, – сказала куратор. – Оригинал гораздо менее прочен. Те диски вырезаны из дерева, им больше двухсот лет, толщиной они около четверти дюйма и очень хрупкие.
Он уловил в ее голосе озабоченность.
– Я уверен, что вор будет бережно обращаться с колесом.
По крайней мере, пока не расшифрует сообщение, добавил он мысленно.
Дети оставили колесо и направились к другому экспонату. Малоун подошел и осмотрел двадцать шесть дисков на металлическом стержне. На их кольцевой поверхности были черные буквы, разделенные черными линиями.
– У вас записана последовательность букв? – спросила куратор.
– Она ему не нужна, – с улыбкой сказала Кассиопея.
Да, не нужна.
Его эйдетическая память воспроизвела ее в одно мгновение.
МРИБПОДОЕРОИБККИРТАПМПУДКБ
Малоун начал вращать диски, устанавливая их в нужном порядке.
* * *
Уайетт продолжал идти к машине.
– Я знала, что ты прочтешь сообщение, – крикнула Карбонель.
Он остановился и повернулся.
Она стояла, освещенная солнцем, лицо ее было похоже на маску. Нейлоновая сумка все еще лежала на асфальте. Уайетт понял, что расчетливый мозг этой женщины просчитал возможности и быстро решил, что остается только заключить с ним сделку. Уничтожение дисков гарантировало ему безопасность, так как только он знал нужное место.
Карбонель двинулась к нему и остановилась только в нескольких дюймах.
– Утрой свой гонорар. Через два часа половина будет положена в любой банк, какой захочешь. Остальную часть получишь, когда доставишь мне в целости эти два документа.
Тут все было ясно.
– Ты знаешь, что Содружество заплатит за них гораздо больше.
– Конечно. Но, как и этим утром, тебе явно потребуется то, что можно получить только от меня. Потому ты разговариваешь со мной вместо того, чтобы уехать на своем новом внедорожнике.
Карбонель была права. Чтобы действовать по указанию Эндрю Джексона, ему требовалось несколько вещей, и было некогда добывать их самому.
– Мне нужен чистый паспорт.
– И куда ты поедешь?
Понимая, что ему все равно не скрыть от нее своих передвижений, Уайетт сказал об острове По в Новой Шотландии, а потом внес ясность:
