– Все, Леша, спасибо, езжай домой.
– Да ладно тебе, Сергеич, чего там… я подожду. А потом по домам вас развезу.
– Да мы с Сашкой прогуляемся. Погода хорошая.
– Ну, как знаешь.
– Давай, Леха, – протянул Алексею руку Андрей Иваныч. – Смотри тут у меня, по вечерам осторожнее, а то ведь хулиганья-то круго-ом…
– А ты в глаз визин закапывай. Быстрей пройдет.
– Ну счастливо.
– Бывай, – улыбнулся Леша. Джип мигнул на прощание фарами и укатил.
– Вот твой вагон, – Гурский остановился возле раскрытой железной двери.
– Иди ты? – изумился успевший приложиться к содержимому термоса Андрей Иваныч. – А как ты догадался?
– Тут цифрами написано.
– Да, – кивнул Андрей. – Согласен. Бывает все-таки практическая польза от твоих мозгов. А, Петя?
– Ладно, – Волков протянул Андрей Иванычу руку. – Долгие проводы – лишние слезы. Забирайся давай, да мы пошли.
– И все ж таки, Гурский, – упрямо мотнул головой Андрей, – книжка с тебя. Так и знай! Долг с игры…
– Забудь,– Александр бросил докуренную сигарету под вагон.
– Ребята,– Андрей Иваныч оглядел приятелей теплым взглядом.– Как я люблю ваш город! Тут у вас такая атмосфера… каждый раз как-то… так отдыхаешь…
Петр кашлянул в кулак.
– Я пришлю тебе открытку с «Авророй», – усмехнулся Гурский.
Поезд тронулся.
Андрей Иваныч вскочил в тамбур, держась за поручень, высунулся из двери и, глядя на удаляющихся вместе с перроном друзей, взревел:
– Тага-анка!!! Все ночи по-олные огня-а!!!
– На, держи, – неторопливо бредя по платформе, Гурский протянул Волкову аудиокассету с признанием Дугина.– А то еще забуду.
– Ага, – кивнул Петр, взял кассету и убрал в карман.
Они повернули налево, спустились по ступенькам и вышли на Лиговку.
– Домой не хочется, – вздохнул Гур-ский.
– Поехали ко мне?
– Поехали. Только давай немножко по Невскому прогуляемся?
– Да я в таком виде… – Волков скептически взглянул на свой спортивный костюм. – И еще и волына выпирает.
– Да и наплевать. Подумаешь… – Александр огляделся вокруг. – Мы же дома.
– Тоже верно.
Они пересекли Литовский проспект, дошли до перекрестка с Невским, повернули налево и не спеша пошли по тротуару.
– А согласись, – нарушил молчание Петр, – повезло тебе с этим колечком.
– В смысле?
– Ну, в том смысле, что… как бы ты иначе… вот так вот взял бы сразу и догадался, что они… что это, короче, она одна, а не двое их?
– Во-первых, вовсе и не сразу. А во-вторых… много у нее проколов было. И с выпивкой бодяженой, и чисто интонационных, и вообще… – Гурский достал из кармана куртки пачку сигарет, – трудно сказать… «как догадался?» Оно же все на подкорке копится-копится, а потом вдруг – раз! – и выстреливает.
– Что копится?
– Вероника твоя, которая Вера и Ника, а на самом деле – одна девчонка. Потом две как раз девчонки, которые со мной одновременно в бане были… они же для меня спьяну обе были, как одна. Ну и, конечно, самое главное – аромат.
– Аромат?
– Конечно. Видишь ли… бывают, конечно, на свете две очень похожие женщины; бывают даже близняшки однояйцевые, причем настолько одинаковые, что их только мать родная различить и может. Но все равно, это два разных человека, две отдельные личности, согласен?
– Разумеется, – кивнул Петр.
– Ну и вот… а знаешь, кстати, как этих Аню и Яну мать в детстве различала? Ну… не когда купала, конечно же, а в одежде, в быту?
– Как? – заинтересовался Петр.
– Она сама мне однажды подсказала, только я не сразу осознал. Это у меня потом все как-то вдруг сложилось и… стрельнуло.
– Кто подсказал, мать?
– Яна,– Гурский прикурил сигарету.
– И что?
– Она сказала, что в детстве их только мама различать могла. А потом и говорит: «Уж даже и не знаю, как. По запаху, что ли?»
– Ну?
– Ну так вот, не бывает на свете двух женщин, Петя, которые пахли бы одинаково.
– Ну?
– «Ну», «ну»… Чего разнукался-то? Запах, аромат один и тот же. Что от одной, что от другой. Вот и все, – пожал плечами Адашев-Гурский. – А так не бывает. Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда. Вот что меня постоянно ломало подсознательно, покоя не давало. А я все понять не мог. А потом понял.
– Н-нда… – пробормотал Волков, – а мне и в голову не пришло.
