— Ну, брат Кулев, — спешу я огорчить его, — на это не надейся. На что уж я — слеп, как курица, а узнал тебя вон еще откуда.
— Да уж это конечно, — соглашается Шерлок Хольмс. — Как не узнать? На то человеку Господь лик даровал и фигуру в препорцию, чтобы его люди узнавали. Против Бога не пойдешь.
— Да и от людей не спрячешься?
— Где!
Шерлок Хольмс безнадежно машет рукою.
— Я, барин, теперича, по должности, имею обязанность обходить три раза город, для порядка. Человек я, вам известно, аккуратный, службу свою соблюдаю. Намедни иду Кузнечною слободою, — слышу: говорят мать с дочерью. Дочь спрашивает: — Мама, который бы теперь час? — А мама ей на то: — Надо быть, два: вон сыщик пошел уже воров ловить, — он за ними всегда в два ходит. Вот как от них спрячешься-то, от обывателей здешних.
— А это недурно, что вы собрались пугнуть фальшивых монетчиков. Безобразие! Что ни базар, снабжают мужиков и оловянными рублями и стеклянными полтинниками.
— А то что? — соглашается Кулев. — Очень просто.
— Лови, лови.
— Рад стараться.
— Только ведь, небось, не поймаешь?
— Да ведь как оно… случаем, знаете, — скромничает Шерлок Хольмс. — Где их, шельмов, поймать? Тоже ребята с ухами. Небось, я еще к плихмахтеру не вступал с бородою своею, а от них уже верховой в свое место скачет: сыщик-де едет, держи ухо востро.
Подходит сосед-обыватель.
— Нижайшее!
— Здравствуйте.
— Как Бог милует? Что? Сумерничаете?
— Да, вот с телохранителем нашим…
— Эка рожу вымазал! — восклицает обыватель, присаживаясь ко мне на скамейку и немедленно добывая из кармана горсть «кедрового разговора». — Эфиоп! Давеча смотрю в окно: чей цыган по улице ходит? Спасибо, тесть объяснил, что не цыган, а — просто наш Кулев едет фитькинских мошенников следить, так под цыгана себя обозначает.
Шерлок Хольмс возражает, несколько изумленный:
— А вашему тестю откуда знать? Я его не видал.
— Ему приказчики сказали. У Бандзурова.
— Ишь, — чертям до всего дело! А я, чать, у Бандзурова-то ноне и не бывал.
— Ты не бывал, да плихмахтер был.
— Экий стервец! — искренно огорчен Шерлок Хольмс. — Ну, не стервец ли? Прошено помолчать, — нет, шапку на голову и побег звонить! Таких звонил, как у нас в Храповицком горожане, — всю империю обыскать — других не сыщешь.
— Сам, брат, хорош! Пликмахтеру — кто раззвонил? Ты же! А, между прочим, ссылаешься на прочую публику.
— Плихмахтеру я — по-приятельски, как доброму человеку, а не то, чтобы раззванивать. Ежели раззванивать, как я могу воров ловить? Разве вор мне в руку пойдет — опосля звону-то? Обязательно, что не пойдет. Вот и живите с ворами! Сами виноваты, что стеклянные полтинники на базар плывут.
— А мне сказывали за верное, — возражает обыватель, — что их не в Фитькином работают.
Я заинтересовался.
— Где же?
— Будто — недалеко ходить: в остроге нашем.
— Это верно, — подтверждает Шерлок Хольмс, согласно и даже с жаром мотая головою. — Доподлинно знаю. В тюрьме. И мастера известны: Ловейщиков Пашка, что за переселенную девчонку сидит, да Бунус, латыш, — корневики своему делу.
— Что же ты не ловишь, коли знаешь?
— А поди — докажи!
— И обязан доказать, — смеется обыватель. — На то ты к званию приставлен.
Кулев улыбается.
— Небось доказывать-то — надо самому сесть к ним в тюрьму.
— Сядь.
— За пятнадцать-то в месяц?
— Присягу имеешь, должен свою присягу исполнять.
— За пятнадцать-то присягу?!
Кулев даже вызверился. Обыватель строго уставился на него:
— Да ты что?
— Я ничего. Ты-то что? За пятнадцать рублей? Эх, совесть!
— Ты мне пятнадцатью не тычь! Назвался груздем… знаешь? Стало быть, потребуется тебе живота решиться, — решишься; надо в тюрьму сесть, — сядешь…
— Сядьте, — хладнокровно говорит Кулев.
— Куда? — изумляется обыватель.
— Сядьте, — ну, пожалуйста, ну, сделайте такое ваше одолжение, сядьте в тюрьму, как мне ракиминдуете. Сядьте, а я посмотрю.
— Пшел ты, знаешь, к кому?! Выдумал равнять…
Кулев заливался хохотом:
— Пашка ударит вас толкачем в лоб!
— Ну да! толкачем! — огрызается несколько сконфуженный обыватель. — Было бы откуда там толкачу взяться.
— Он найдет! — продолжает грохотать Кулев. — Для вашего собственного удовольствия отыщет… Нет, — каково? В тюрьму — а? В нашей тюрьме и простых-то арестантов жиганы смертным боем убивают, а вы меня под ихнюю молотовку посылаете… Намедни двоих насмерть ухлопали. Слышали, может быть? — обращается он ко мне.
