— Если Черчилль не будет присматриваться, он не отличит вас от Драйзера. К тому же профессор далеко от вас.
— Но что мы будем делать, если Черчилль укажет на предполагаемую причастность американского профессора к появлению фотографической открытки? Всё же он начал подозревать всех американцев.
— Тогда честно признайтесь, что вы к этому не причастны. Даже если вина падёт на профессора, невиновный Вульф может спать спокойно.
— Мистер Бонд, я вспоминаю, что уже где-то видел такое лицо, — неожиданно сказал Холмс. — А вот где я его видел, вспомнить не могу.
— Возможно, вы и видели. Но сейчас мы заняты. Не мешайте.
В моей памяти тоже всплыло то, что я уже видел такое лицо. Но подробностей я также не мог вспомнить. Каждый человек видит много лиц, и запомнить каждое он не в силах, особенно если эти люди не имеют к нему никакого отношения.
Следующей жертвой того, что Бонд считал пластической операцией, стал Максим Исаев. Ему повезло больше, так как операции подвергся только нос. После прикрепления волос его брови стали немного шире, и для завершения образа Энтони Идена оставались лишь усы. Я думал, что придание Исаеву облика министра иностранных дел завершено, но Бонд достал две стеклянные штучки, в которых я не смог опознать голубые контактные линзы.
— Что это такое, мистер Бонд? — спросил я.
— Контактные линзы. Разве их не было в девятнадцатом веке?
— Были, но они были вовсе не такие.
— А какие же?
— Они были широкие и толстые. Конечно, их было неудобно носить. Вы не боитесь, что они вызовут отёк роговицы?
— Ни в коем случае. Контактные линзы конца двадцатого века впитывают воду и пропускают кислород. Отёка роговицы не будет.
— Не слишком ли рано мы загримировались? — спросил Холмс, обеспокоено глядя в сторону часов Бонда. — До ночи остаётся нет так мало времени. И что делать, если Черчилль заметит акцент, с которым говорит мнимый Энтони Иден?
— В таком случае объясните, что он говорит с акцентом по той простой причине, что он с отличием закончил факультет восточных языков в Оксфорде. Поскольку Энтони Иден отличается застенчивостью, Исаев имеет полное право мало говорить. Другой выход я пока не могу придумать. Я хотел бы, чтобы Исаев подложил Черчиллю ещё один подарок.
— Не много ли подарков? — забеспокоился я, помня о случае с фотографической открыткой. — Вдруг ваша склонность к авантюрам снова приведёт к неожиданным последствиям?
— Не бойтесь, доктор Ватсон. Исаев подложит этот подарок сразу же перед тем, как надо будет уходить. Черчилль не успеет излить на вас гнев. Кстати, почему он решил напиться коньяка? Скорее всего, он хотел забыть о проигрыше в казино. Но этого не произошло бы, если бы я не купил у него фотооткрытку и если бы я её не подложил. Цепь причин и следствий началась с моего подарка, а закончилась тем, что Черчилля не выпускают на улицу. В противном случае он мог бы узнать, что профессор и мистер Иден не смогут прийти, и наша затея могла бы закончиться провалом.
Бонд вручил своего русскому коллеге лист бумаги, который тот положил за пазуху.
В час ночи мы перелезли через железный забор и разместили концы шпионских устройств Бонда на уровне окна Белой Гостиной. Наушники были надеты на нас, и мы передавали друг другу окуляр. Это действие не имело никакого значения, так как Исаев и Холмс пока что не появлялись в поле нашего зрения. Наконец, в гостиную вошёл Черчилль. Дойдя до дивана, он грузно лёг на него. За ним вошли Холмс и Исаев. Если бы мы не знали, кто перед нами на самом деле, мы бы пребывали в уверенности, что перед нами безумный учёный и министр иностранных дел. Черчилль сделал жест «победа», то же повторили Холмс и Исаев. До выхода из резиденции они вынуждены были играть чужие роли.
— Пожалуйшта, п-передайте мне арийшкую шимволику, — проговорил Черчилль, показывая на лежащий на столе медальон. Холмс передал ему медальон с изображением чёрной свастики, и премьер-министр надел его на шею так, что теперь медальон лежал на животе.
— Профессор, вы уверены, что мистер Черчилль относится к арийцам? — спросил Исаев.
— Именно так. Все англосаксы должны быть арийцами, — ответил мнимый профессор Драйзер, воспроизводя рассуждения, слышанные нами от профессора Джойса.
