Ей бы следовало тут же прикрыть свою наготу. Но, испытывая незнакомое и странное удовольствие, она не могла этого сделать. Губы Элис раскрылись, и она неровно задышала, ощущая доселе не испытанную ею глубокую и сладкую боль. Она инстинктивно потянулась вверх навстречу его ласкам, не знакомым ей, но необходимым сейчас.
Дэйр издал какой-то горловой звук, но он тотчас же потонул в ласке, которой она жаждала, и о которой он мечтал слишком долго, чтобы сейчас от нее отказаться. Дэйр коснулся губами ее бархатистой кожи. Элис вскрикнула и задрожала под его горячими губами, ласкающими ее грудь.
Прежнее желание было удовлетворено, но появилось новое, гораздо более сильное. Элис запустила пальцы в его черные пряди и крепко прижала его к себе, вся дрожа от неведомой ей страсти, слишком глубокой, чтобы ей противостоять.
Чувствуя, что она дрожит, Дэйр, наконец, понял всю глубину ее безнадежного желания. Это вернуло его к действительности. Лицо его стало строгим, когда он взял в руки ее огненные локоны, в которых отражался горевший в них обоих огонь, и отстранил от себя эту чудную женщину — источник всех его мечтаний.
В его глазах светилась боль, когда он внимательно смотрел на нее, запоминая каждую милую ему черту — от высокой груди до распухших от поцелуев губ и затуманенных желанием глаз. Она представляла собой сейчас полную покорность ему, и он будет жить этим воспоминанием всю жизнь.
Злодей самостоятельно, без всякого управления вывез их на опушку леса. Уайт был уже недалеко. Дэйр на миг закрыл глаза и еще раз нежно поцеловал ее в грудь и в нежные губы. Затем он натянул красное платье ей на грудь и плечи и крепко завязал ей шнуровку возле самого горла. Дэйр молча прижал ее к себе, а Элис заплакала от несбыточности их надежд. И в это время крупный вороной жеребец вышел из лесу и повез, их по направлению к неохраняемым воротам внешнего вала.
Знамя графа, установленное на главной башне замка Уайт, трепетало на сильном ветру, когда Злодей ввез во двор молчаливую пару.
Вернувшись после допроса людей Уайта, большинство стражников принялись за свои обычные дела. Большая конюшня, построенная напротив каменной стены недалеко от главной башни, была пуста, за исключением работающих в ней двух мальчиков. Джеймса сопровождал один из будущих пажей, который должен был учиться у него, как выполнять свои обязанности. Они обследовали конюшню, чтобы увериться в том, что стойла вычищены, а в них лежит сено. Однако сено было свалено в кучу в дальнем углу строения, и мальчики разложили его по стойлам. Теперь они знали, что, когда лошади вернутся, у них будет достаточно корма.
Вдруг они услышали глухой стук копыт по двору. Джеймс оторвался от работы и остановился в центре широкого прохода, чтобы посмотреть, кто едет. Его глаза чуть не выскочили из орбит. Он слышал сплетни, которые шепотом передавали друг другу взрослые. Они редко замечали его присутствие, потому что он был очень маленького роста, даже для своих лет. Взрослые не обращали на него внимания, как не обращают внимания на докучливую муху в летний день, если только она не станет надоедать, подлетев поближе. Джеймс никогда не приближался к ним, но всегда все слышал. Как раз перед тем как приняться за работу в конюшне, он подслушал разговор слуг, следящих за кипевшим котлом в большом зале. Они говорили, что дочь барона Кенивера, гостившая в замке, отвергла их графа-дьявола и теперь от него сбежала.
Несмотря на то, что леди Элис недавно приехала в замок, Джеймс знал из разговоров на нижнем этаже замка, что стражники хорошо относятся к ней. Она понравилась даже слугам замка, которые обычно относились с подозрением к каждому новому лицу. Элис всегда благодарила их за хорошо сделанную работу, а ведь люди благородного происхождения редко бывают учтивы с теми, кто рожден прислуживать. Последний, кто выступил против графа, — Хауэлл, был мертв, и люди в замке беспокоились за безопасность леди Элис. Теперь девушка, с растрепавшимися волосами, обмякшая, неподвижно лежала у Дьявола на руках. Богатое воображение Джеймса рисовало ему кошмарную сцену наказания, постигшего непокорную леди.
