Как только они достигли крыльца, Элис велела себе: говори сразу же, как только появится Дэйр. Иначе под магическим воздействием Дэйра она может не совладать с собой. Поднимаясь вверх к тяжелым двойным дверям, она непрестанно повторяла про себя все мудрые доводы в пользу своего отъезда. Когда же они подошли к дверям, Элис чувствовала в себе достаточно смелости, чтобы говорить с Дэйром.
Миновав входной туннель, она увидела яркий свет в большом зале. Сердце ее затрепетало от ужаса. Неужели она не сможет выполнить задуманное? Или же она боится ненужной ей победы и нежеланной свободы? В конце концов, хотел же Дэйр заставить королевского рыцаря препоручить ее заботам мужа. Когда это не удалось, он пообещал сделать это сам. Может быть, ему все равно, останется она в Уайте или уедет? Такая вероятность ослабила ее решимость отстаивать то, чего на самом деле она не желала. Перестав прятаться под полуопущенными ресницами, она подняла глаза, и… в трех шагах стоял Дэйр и пристально смотрел на нее.
Дэйр презирал эту ничтожную «личность», стоявшую рядом с его дорогой Огненной Лисицей, и с радостью изгнал бы этого слабака не только из своего дома, но и вообще с лица земли. Сколько он знал Уолтера, тот никогда не брал ответственности на себя. Он всегда зависел от других. Сначала он пользовался благосклонностью сестры (он был на два года ее моложе, и поэтому она баловала его, как ребенка, так же, как теперь она поступала с юным Халбертом), потом твердой поддержкой ее мужа. Теперь, когда его зять оказался в заключении, ему, кроме Уайта, некуда было поехать, а положиться можно было только на Сибиллин. Дэйр желал бы увидеть его просящим милостыню у прохожих. Но… Элис считала Уолтера другом, и Дэйр боялся причинить ей боль, отказав в помощи тому, кто был ей дорог. Неважно, как он сам относился к их дружбе.
Не медля ни секунды больше, Элис заговорила:
— Завтра я уезжаю во Врексдэйл. — Думая, что слова ее недостаточно убедительны, она поспешила добавить: — Это мои наследственные земли, и они принадлежат мне, и там я могу соблюсти чистоту моей непорочности и чести.
Уголок рта Дэйра приподнялся в горькой усмешке. Как это похоже на Элис — говорить такие слова. Да большинство мужчин всегда скажет, что у женщины нет чести. Своим поведением женщина может запятнать честь отца или мужа, но, как и движимое имущество, собственной чести она не имеет. Дэйр, однако, не из этого «большинства мужчин» и не станет обсуждать этот вопрос с Элис. Потому что если кто из женщин и имел мужество и смелость защищать свою честь, так это она.
Элис заметила его насмешливую улыбку и отнесла ее на свой счет. Зеленые огни ее глаз объявили войну его холодному взору.
— Да, Врексдэйл принадлежит мне, и я буду находиться там до тех пор, пока мой отец или муж не будут в состоянии обеспечить мне достойный дом.
В ее упоминании достойного дома он усмотрел брошенный ему вызов. Он похолодел так, будто ступил на лед, и вся его прежняя веселость замерзла в глубинах праведного гнева.
— Вы не сделаете этого! — Каждое жесткое слово слетало с его плотно сжатых губ так, как падают льдинки в холодную воду во рву.
— О Дэйр, не кажется ли вам, что так будет лучше? — Сибиллин, долгое время стоявшая незамеченной рядом с ним, протянула руку к его сжатой в кулак руке. Но в следующее мгновение она отшатнулась, увидев в его устрашающем взгляде столько неприязни, словно она какая-то мышка, осмелившаяся перейти ему дорогу.
Дэйр отвлекся на Сибиллин и не заметил мгновенной радости, отразившейся на лице Элис. Она смущенно пригладила рукой ярко-голубой барбет и опустила крепко переплетенные пальцы на кожаный поясок, повязанный на ее тонкой талии. Дэйр вовсе не хотел, чтобы она уехала, как она опасалась. Но она не знала причины этого — то ли он обиделся на нее за обвинение в излишнем контроле над ней, то ли действительно хотел, чтобы она осталась.
Дэйр опять обратился к женщине, осмеливавшейся оспаривать его права на малую толику ее общества. Не терпящим возражений тоном он привел ряд неоспоримых доводов против ее поспешного решения.
