Леди Элинор встретила ее взгляд непроницаемой улыбкой и быстро сказала:
— Я советую вам пойти в сад на дальнем краю деревни. В это время года он особенно прекрасен. — С этими словами она спустилась с почетного помоста, не оставив Элис возможности воспользоваться малейшим приличным извинением, которое не задело бы чувства Уолтера. Скажи она, что ей необходимо оказать срочную помощь кому-то из крестьян, или жене командира стражи, или служанке на кухне, он счел бы это лишь пренебрежением к себе.
Уолтер не стал зря терять времени и уже стоял позади Элис.
— Это, по-видимому, превосходное место, потому что мне надо переговорить с вами. И лучше всего наедине. — Он взялся за высокую спинку стула, чтобы помочь ей подняться, хотела она того или нет.
Со дня их приезда Элис старательно избегала назойливого общества Уолтера. До сегодняшнего дня ей удавалось во всяком случае не оставаться с ним наедине. Однако на этот раз ловушка была поставлена очень умело, и она попалась.
— Прогуляемся, но очень немного. — Элис кивнула с более чем притворной улыбкой, — Вскоре я должна вернуться. — Погруженная в собственные мысли, она и не заметила, как похож был ее ответ на ответ Дэйра Сибиллин. — За оказанное нам гостеприимство я должна отблагодарить нашу хозяйку своим трудом.
— Хорошо, тогда немного пройдемся, а потом вы должны мне позволить помочь вам в том, что будет нужно сделать. — Уолтер говорил так искренне, что Элис трудно было ему отказать.
Когда Уолтер добился цели, его слабая улыбка превратилась в победную. Он преодолел это препятствие, и уверенность в получении желанной награды, ожидавшей его в конце пути, придала необычную решимость его дальнейшим действиям. Отослав слугу за накидкой леди Элис, он заботливо помог ей спуститься. Затем повел ее под руку, лавируя между многочисленной прислугой, занятой разборкой столов.
Элис достаточно хорошо знала Уолтера, чтобы понять, что за его, казалось бы, невинным преклонением скрывается серьезная причина. Из-под опущенных ресниц Элис наблюдала за своим другом, он торжественно вел ее по залу как драгоценный трофей, выигранный в бою. Что-то было не так. Но она не могла даже предположить, чего надеялся добиться Уолтер во время прогулки внутри хорошо укрепленных стен.
Свободной рукой Элис коснулась щеки. Она что, лишилась разума? Как можно считать своего друга врагом, от которого ей необходима защита стен? Какая глупость! Он может раздражать ее своим настойчивым вниманием, но он не представляет опасности ни для нее, ни для кого бы то ни было. Если он и преследовал какую-то цель в разговоре с ней, то наверняка это касается ее безопасности. Он явно (и, возможно, справедливо) считал, что Дэйр опасен для нее. Наверное, он надеялся убедить ее не доверять графу.
Она была уже почти уверена, что в этом и состоит цель Уолтера. Перед тем как им уехать из Кенивера, он говорил об этом с безошибочной ясностью и сейчас, должно быть, скажет то же самое. Что теперь он ей предложит, неизвестно. В прошлый же раз ее мачеха, его сестра, также ясно высказалась против его плана «спасения» Элис.
Как только теплая, на меху, накидка Элис была наброшена ей на плечи, они с Уолтером пробудили интерес в толпе любопытных. Уолтер провел ее через темный входной туннель и вниз по широким ступеням, ведущим в пустой внутренний двор. Но только когда они миновали внутренние ворота и двинулись по широкому подъемному мосту, он начал говорить. Говорил он, понизив голос, чтобы никто, даже невидимые слушатели не могли услышать его слова.
— Вы воспитаны отцом в благородном духе и наверняка чувствуете угрозу вашему доброму имени, оставаясь в Уайте. Вы не можете оставаться здесь в руках человека, который сначала сильно оскорбил вашего отца, соблазнив его жену, а затем способствовал тому, что тот лишился и чести, и своего дома, прежде чем вообще оказаться в тюрьме.
Элис неслышно вздохнула. Ее подозрения о цели, которую Уолтер преследовал в этом разговоре, оправдались. И это неудивительно. Но от этого не менее неприятно. Зная, что он прав, она подняла глаза к небу, такому же мрачному, как и надвинувшаяся на нее беда. Ей нечего было сказать не только в защиту Дэйра, но и в защиту своего отца. Она предполагала, что в разговоре с Уолтером услышит нечто подобное, но не была готова к такой горькой правде. Ей еще только предстояло признать вину Дэйра в последнем из обвинений Уолтера, но доказательство его первой вины она видела собственными глазами. Благодаря этому единственному плохому поступку Дэйра, который она не могла отрицать, все остальные доводы Уолтера имели несокрушимую силу. Если она останется в Уайте по доброй воле, она опозорит не только себя, но и своего отца. Тем не менее, при мысли об отъезде сердце у нее сжалось.
