"...явилась вновь. Ранним вечером, как гостья нашего дома. Одна. Принимали её с радостью. А я, глядя в её глаза, уже ждал другого визита. Под покровом ночи.
Как я проклинал в мыслях и её, и весь их род! И себя за свою слабость. А потом не мог дождаться темноты...
Она пришла за мной. Мы вместе тайно покинули дом. Как и в прошлый раз, меня переполняло чувство невероятной, дикой свободы. Мы не бежали - летели по холмам, что окружают дом. Она всё хохотала своим безумным смехом. Как она прекрасна, как идёт ей алое... Она выглядит такой живой... переполненной жизнью.
Теперь, утром, я понимаю, чьей жизнью. Всё один обман. Злобный бледный дух, жадный демон... Но мчась за ней сквозь тьму, я забываю всё, всё на свете.
Она решила отвести меня туда, к своим. На какой-то миг я всё-таки остановился, заколебался. Но она начала прельщать обещаниями, прекрасной долей вечной жизни..."
- Что-то не пойму, мсье, о чём это вы читаете, - вмешалась Неверова. - То ли стара стала, то ли глупа...
- Нет-нет, - поддержала её племянница Софьи Михайловны, - и я не понимаю. Какая-то мистика.
- Я предупреждал: всё довольно необычно, - туманно ответил господин, недовольный, что его прервали.
На Натали Зорницкую вся история, и особенно чтение, произвели сильное впечатление. Почему-то вспомнился рассказ брата, и как Серёжа передавал слова Ирины об "ужасной участи".
- А может быть, это всё самая настоящая правда, - неожиданно для себя совершенно серьёзно произнесла она.
Но слова прозвучали совсем тихо, и никто кроме сидевшего рядом безымянного господина не обратил на них внимания. Зато он, испытующе глянув на девушку, так же негромко отозвался:
- Некоторым людям дано видеть и понимать больше, чем другим. Не потому что они лучше или хуже. Просто от природы такая у них способность.
Натали вздрогнула.
- Это вы, верно, о себе?..
- Нет, - покачал он головой. - Я всего лишь собираю сведения.
- О чём это вы там шепчетесь? - близоруко прищурилась Софья Михайловна, будто зрение могло помочь ей расслышать.
- Я попросила продолжить чтение, - сказала Натали.
- Ну так и надо продолжить, чего уж там, - махнула рукой княгиня.
Рассказчик поспешил выполнить просьбу:
"...Конечно, я поддался на уговоры. Они сильны, я не раз уже убеждался в их силе. Человек не способен им противостоять.
Она привела меня в самый их лагерь, в дьявольский цирк. Всех их перевидал я там: сестёр её, родичей, всех этих страшных циркачей... Из всех них только в младшей сестре, кажется, осталось немного человеческого. Она словно бы против воли участвует в кровавых пиршествах. Но и она такое же создание ада...
Наутро меня отпустили. Но я уверен: в последний раз. Нынешней ночью она придёт, чтобы забрать меня навсегда. Я ужасно себя чувствую, как при тяжёлой болезни. Страшно бледен, и мучаюсь жаждой, которую никак не утолить.
Она говорит, потом ничего этого уже не будет. Наоборот, стану ощущать лишь силу и всемогущество. Но я-то знаю... сейчас-то знаю, что нужно будет отдать взамен. Что я уже почти потерял...
Завтрашнего утра я не увижу. Для меня наступят вечные вечер и ночь. Пока во мне остаётся хоть капля человеческого, я ещё в состоянии ужаснуться происходящему.
Моей душой безвозвратно завладели порождения тьмы. Вампиры.
Я знаю, почему из последних сил пишу всё это. Ещё пытаюсь сохранить какую-то связь с собой прежним. Но это зря. Я сожгу дневник. Ещё немного - и швырну в огонь.
Лучше вместо бестолковой писанины совершу последний человеческий поступок в своей человеческой жизни. Спасу сына. Пока я ещё способен... пока..." - здесь нельзя разобрать несколько строк, бумага потемнела. Дальше идёт вот что: "...над его колыбелью святое распятие. Это будет для меня нелегко, я уже почти не могу притронуться к кресту, он жжёт мне руки даже сквозь ткань. Но я всё же помещу его на стену. Если не сделаю этого, они не пощадят ребёнка. Я помню, какими жадными глазами она смотрела на дверь детской. Но к распятию они не посмеют приблизиться.
Мама, отец, простите меня... Да поможет вам Господь. Больше я ничего не могу..." - на этом записи обрываются.
Человек с незапоминающимся именем аккуратно сложил стопкой листы.
