– А, видел? Это жена директора рудника. Мисс Рудник. Денег не знает куда девать, вот и бесится, что повыпендриваться негде. Сегодня, – Толстый хохотнул, – слышь, Лариск! Сегодня наша примадонна каблук сломала около бани, мне баба Дуся рассказала. Вот комедия-то, наверно, была, когда она на одной шпильке версту в гору прыгала! А раз она тут в канаву в импорте навернулась, в говно! А весна уже была, говно как раз растаяло, то-то наши бабы порадовались! Ну, ладно, спи! Завтра наговоримся. Я пойду себе ещё котлетку пожарю.
На другой день с утра они готовили закуску, гнали самогон, всё снова попробовали, а после обеда Толстый предложил сходить в баню.
– Баня здесь – вещь! Работает круглосуточно, поскольку здесь горняки после смены моются, ну и остальные, кому надо.
Они взяли мыло, полотенца, и неторопясь отправились. Выйдя из подъезда, Средний заметил в сторонке полузасыпанную снегом кривую сараюшку.
– Там у меня дрова, уголь да барахло всякое! – пояснил Толстый. – Привезли мне нынче машину угля, да водило, козёл, её высыпал не там, подъехать, видите ли, не смог, забуксовал. Уж я на него орал—орал, аж охрип. Да делать нечего! Пришлось за десять метров эти пять тонн ведром таскать. Я-то не самосвал, не буксую. Представь: через сугроб, по тропиночке, как курва с котелком туда-сюда после работы бегал. На работе по буровым бегаешь, домой приходишь – и вторая серия начинается. Замудохался насмерть, килограмм пять за неделю скинул.
Они шли по посёлку, и Толстый, используя редкую возможность поговорить с новым человеком, болтал, как Толстая.
– Да, брат! Живём в такой глухомани, что не приведи господь. Тут отродясь так было: хозяин рудника – барин, остальные – рабы. Закон – тайга, прокурор – медведь. При царе, деды рассказывают, ещё хуже было. Например, под честное слово уходит мужик в тайгу один золото мыть местному промышленнику. Тот ему аванс даёт, семью кормит. Мужик осенью из тайги выходит – тут его уже ждут с распростёртыми. Барину – золото, мужику – топором в лоб и концы в воду. Или надо хозяину штольню продать, ту, где золото кончилось. Так он берёт ружьё, заряжает золотом, идёт в забой и стреляет пару раз. Потом приглашает покупателя. Тот видит – весь забой в золоте. Ну и бьют по рукам. Потом золото это соскребут, а дальше – шиш! Поди, пожалуйся! Думаешь, зря в Сибири золотопромышленники столько церквей понастроили? Грехи свои замаливали! У теперишних-то властей грехов, может, и меньше, но тоже, чего тут только не бывало. Раньше тут все за колючей проволокой жили. Кто вольный, кто ссыльный – разница небольшая. Однажды японцев пригнали в сорок пятом человек триста. Спустили всех в шахту и так ни одного обратно и не подняли. Они там тачки катали в опасных штреках. Кого засыпало, кто с голоду помер, кто ещё жив был – всех сложили где-то в заброшенном забое и завалили породой. А раз в мае буран тут был и обоз засыпало, что на рудник продукты вёз. Кто поумнее, те сели верхом на коней, постромки порубили, кони их к посёлку и вынесли. А остальных через сутки только нашли. Кого лёжа, кого сидя, а кто и стоя дуба дать умудрился. Ведь сначала дождь был, потом снег, а к ночи мороз крепко ударил. Человек тридцать крякнуло. А лет десять назад лавина тут сошла. Никто не помнит, чтоб когда-нибудь в этом месте лавины сходили, а тут – хлоп! И восьмерых горняков в общаге – как Фома хреном! Они как спали, так и не проснулись. Им ударной волной лёгкие порвало. Где золото, там всегда крови много почему-то. Ну да я тебя совсем страшными историями запугал. Хотя самое страшное – это жить здесь и знать, что ничего другого в жизни не будет. А вот и баня!
За сорок копеек они больше двух часов мылись, парились, хлестались вениками, выходили покурить и снова парились. Средний между разговорами о житье-бытье поинтересовался: долго ли Лариска в этой глуши ещё протянет?
– Пока тянет, а там посмотрим. Было бы где в городе работать да столько же получать как тут, да было бы где жить. Здесь многие одним днём живут. Всё бы бросили, да ехать некуда. Честно говоря, не хочу думать на эту тему. А пока стараюсь денег побольше заработать да поменьше пропить. Но не пить здесь невозможно. Ты не представляешь, какая тут иной раз тоска и как эту тоску народ водкой заливает. То ли с гор она спускается, то ли какая шахта в месторождение тоски угодила да нечисть по тайге расползлась? Тут одна пара есть, брат с сестрой. Оба алкаши, у них двое детей, оба дебилы и уже тоже алкаши. Им лет по семь – восемь сейчас. Пьют все и всё, исключений нет. Поглядишь, что тут будет твориться после праздников! Снежные бабы – и те в сопли накушаются. Пару человек по пьянке обязательно шлёпнут. Если водки в магазине не хватит – скупят весь одеколон, клей, настойки в аптеке. За литру спирта трактор можно сменять! В прошлом году я за бутылку барана у бабы взял. Небольшого правда. Потом протрезвела – пришла, плачет, обратно просит. А где я его высеру? Три дня надоедала! Пришлось ей ещё самогонки отлить, тогда только отстала. А один горняк из Подмосковья приехал, фигура – Геракл! Я его в бане увидел – офигел! Я, говорит, тут долго не задержусь. Кое-какие проблемки решу, денег подзаработаю, рельефность мышц увеличу – и на Запад уеду в кино играть. Как пошёл рельефность увеличивать, – Толстый щёлкнул себя по горлу, – так через год и уехал. На кладбище. Оно как раз отсюда на запад. Без привычки тут жить нельзя. Тоска здесь бродит!
