Глава вторая
БОЯЗНО ЧЕГО-ТО…
1
На крыше дома…
…на самом ее карнизе…
… завис над бездной одинокий страдалец.
Этаж девятый, а то и семнадцатый.
Сразу не распознать.
Стояли доброхоты на газоне, интересовались, задрав головы:
– Э-ээй!.. Чего там делаешь?
– Жизни себя лишаю.
– Может, не надо?
– Надо.
Меленький‚ кургузый‚ с выпирающим наружу животиком.
– Желаю… Свершить задуманное. Воспарить наподобие ангела.
– Ты и есть ангел, – сказали с земли.
– Нет. Я счетовод.
– Ошибаешься. Ты ангел. Воспаряй без сомнений.
И солнце – в подтверждение – высветило у страдальца ореол вокруг полированной лысины.
– Поверьте мне‚ я счетовод.
– Ангелы тоже могут быть счетоводами.
– Но счетоводы не могут быть ангелами.
– Не скажи‚ – возмутился один из доброхотов. – У меня, к примеру, сосед-счетовод. Не человек – ангел.
– Что же он считает?
– Грехи. Он считает грехи.
Потоптался на карнизе.
Печально усмехнулся:
– Я старый. Старый и лысый. Ангелы такими не бывают.
– Бывают! – закричали наперебой. – Еще как бывают! Когда у ангела много забот и мало радости‚ он тоже старый и лысый.
Признался через силу:
– Язва. Камни в почках. Суставы опухают. Зубы ни к черту…
– Так и должно быть. У пожилых ангелов то же самое. Язва‚ камни в почках‚ зубы ни к черту.
– Зачем вы меня убеждаете? – взмолился. – Какой вам интерес?..
– Никакого. Но твоя неосведомленность – на грани с недомыслием.
Задумался.
Взмахнул руками словно крыльями.
Осмотрел крышу.
– Здесь мало места. Не разбежаться… Нужен, наверно, разгон.
Посовещались внизу. Решили:
– Можно и без разгона. Даже удобнее.
Тут толпа набежала. Мороженое подвезли на продажу. Горячительные напитки. Пузыристое ситро на разлив. А также шарики на резинках, «тещины языки», «уди-уди» с омерзительным писком.
– Эй, погоди прыгать! – заблажили продавцы. – Дай наторговаться!
– Я не спешу, – ответил с готовностью. – Вид отсюда – закачаешься.
– Отойди от края! От края отойди!.. Закачаешься – упадешь, а у нас товар не распродан.
Выпили горячительные напитки, доели мороженое, наигрались в шарики и «тещины языки».
Спели под гармонь.
Станцевали.
Приустали от зуботычин.
– Прыгай давай…
– Не томи душу…
– Раз – и об асфальт...
Страдалец – уже в сомнениях:
– Да я воспарить хотел. Наподобие ангела…
– Воспарил один такой…
– Вчера схоронили…
Дрогнул. Отступил от края карниза.
– Боязно чего-то…
Попросил жалостливо:
– А отговаривать?
– Чего тебя отговаривать? Нам по домам пора.
– Пожарные – отчего не едут?
– Пожарные… Дел у них, что ли, нет?
– А журналисты? Телевидение?..
– Не смеши народ.
Растерянно:
– Нет, так нельзя… Спросите хотя бы, по какой причине. Пообещайте что-нибудь. Попробуйте переубедить…
Они уже рассердились:
– Чего переубеждать? Не маленький. Забрался, так прыгай.
– Разобьюсь... Возможно насмерть.
– Насмерть... Это ежели повезет. Переломаешь ребра с позвонками: вся жизнь в параличе.
– Может, не стоит? Когда в параличе…
– Ты что? Издеваешься над нами? Людей собрал, время наше потратил, деньги… Счас мы тебя сами скинем.
И скинули.
– Нет... – застонали доброхоты. – И этот не воспарил. И этот… Но кто же тогда? Кто?..
2
Встал над телом мужчина осанистый, сановитый, в габардиновом плаще до пят, в велюровой шляпе по уши, осмотрел Штруделя с петухом:
– Вы не здешние.
– Как определили?
– Глаз не наш. Без почтения-одобрения.
– Угадали, – согласился Штрудель. – Мы из-за угла.
– Пришельцам тоже стоит послушать. Перед арестом.
Постучал мундштуком папиросы о коробку «Герцеговины Флор», произнес поучительно, сухо покашливая осмоленными легкими:
– Вот вам пример. Неоспоримое доказательство. Превосходство нашего над не нашим.
– Записывать можно?
– Записывать нужно.
И все вынули блокноты с ручками.
– Однажды в студеную зимнюю пору...
– Я из лесу вышел‚ – подхватил начитанный слабоумный с раздутой головой. – Был сильный мороз…
– Не очень сильный‚ – поправил. – Градусов семнадцать. Но с ветерком. Повторяю. Однажды в студеную зимнюю пору...
– Я из лесу вышел… – опять не удержался слабоумный и притопнул битым ботинком сорок восьмого размера.
– Одно из двух‚ – обиделся рассказчик. – Это саботаж или диверсия?
