— Это очень трагический конфуз, — сухо сказал Ту Фта. — Для удобства общения мы материализовались на внешней орбите, после чего начали снижение. И вдруг на высоте пятнадцать тысяч двести метров — взрыв. Папавиончи. Я не специалист, но предполагаю, что вещество, которое мы выбрали в качестве материала для крейсера и наших бедных оболочек, вступило в реакцию с какими-то газами или парами. У вас ужасная атмосфера. Лапсердак. Сероводород.
— У нас, мой милый, делают такие стекла, что чихнешь погромче, оно и развалится, — отозвался Щукин, переставляя кастрюльку с разогретым гуляшом на свободную конфорку, а на ее место водружая чайник. — Я к тому, что не было никаких взрывов.
— Нет был, — хмуро возразил эмбрион. — Нас разнесло на элементы прежде, чем сработала система защиты.
— Нечего было в четверг прилетать, — сказал Щукин, накладывая в тарелку дымящееся мясо и щедро поливая его золотисто-коричневой подливой. — Тебе положить кусочек, приятель?
— Издеваетесь? — мрачно спросил Ту Фта.
— Ладно, не обижайся. У нас на обиженных воду возят. Я пожую, подзаряжусь, а ты можешь взять у меня малость джоулей. Так и быть.
Но в долг. Получится, будто мы жуем на пару. Щукин поудобнее устроился на табуретке, вооружился вместо вилки ложкой, чтобы мясо захватывалось с подливой, и принялся за еду.
Делал он это неторопливо, по старой цирковой привычке стараясь не есть хлеба, ну разве что полкусочка за весь обед, Наконец он облизал ложку, налил себе чаю покрепче и заметил:
— Ты, брат, какой-то скучный. Рассказал бы о себе, что ли. Как у вас со снабжением? Откуда берутся дети? С жильем как? С культурой?
— Отчего же, — откликнулся эмбрион и сыто икнул. — Пардон…
Конечно, расскажу.
— …И даже покажу, — продолжал Ту Фта. — Перед вашими глазами будет как бы экранчик, и на нем по мере надобности будут появляться картинки…
— Не картинки, а изображения, — грубо поправил Щукин. — Тут тебе не детский сад.
— Изображения? Телевичок? — переспросил Ту Фта. — Это посложнее… Ну ладно, так и быть, но я буду вынужден иногда подпитываться от вашего энергоресурса.
— С возвратом, — в который уж раз уточнил Щукин.
— Ну, разумеется, — сказал Ту Фта. — А теперь — начали. Вот такими нас должны были увидеть жители Земли. Перед глазами Эраста возник черный квадрат, через пару секунд на нем появилось изображение металлической ладьи, испещренной множеством заклепок, в которой находилось с дюжину бородачей в бронированных, судя по всему, телогрейках и головных уборах, смахивающих на современные армейские каски. У этой ладьи почему-то была труба, из которой валил клочковатый дым. Величием от зрелища и не пахло.
— А так нас провожали, — воодушевлено продолжал эмбрион. — С оркестром, цветами. Были милые юные девушки. По экрану пошла радужная помеха.
— Простите, — сказал Ту Фта. — Увлекся. Перевожу на земную систему считывания. Щукин увидел духовой оркестр. По случаю жары оркестранты были в светлых кепочках, а один из них, толстяк с огромным «басом», взамен кепочки пристроил на голову платок с завязанными уголками.
Оркестранты потели, надували щеки, вокруг них крутились шустрые черные мухи. Затем появились «милые юные девушки». Самой младшей было лет шесть, самой старшей — все пятьдесят. Их роднила, точнее — сближала, униформа: беленькие маечки, короткие белые юбочки, беленькие гольфики и беленькие же тапочки, сверху — беленькие панамочки. Что было действительно хорошо, так это цветы. Множество ярких, пышных, разноцветных букетов. Щукин отметил, что у «юных девушек», которым ближе к пятидесяти, ноги не в меру полны. Совсем как у засидевшихся в цирке матрон, никак не желающих понять, что они и бикини — несовместимы.
— А вот такие у нас города, — сообщил Ту Фта. Щукин увидел пальмовую рощу, хижины на сваях. Хижин было пять, рядом с одной из них, привязанная к свае толстой веревкой, ела банан маленькая суетливая обезьянка.
— А это — мы, — с некоторой торжественностью сказал Ту Фта. Щукин увидел пустыню и бредущее по ней стадо верблюдов.
— Нет, не эти, а вот эти — мы, — поспешно сказал Ту Фта. Щукин увидел стоящих столбиками сусликов.
